LITMIR.BIZ

      Д-а, отдыхать надо умеючи, а я похожа на ту лошадь, которая крутила лебедку, поднимая породу из шахт, а когда её отпускали, всё равно – кругами, кругами…

      Скучно тебе здесь без любимой работы, без домашней рутины и даже…

      Слушай, Ядва, не раздувай угли!

      Ну, тогда с удовольствием перечеркни на календарике уплывший восьмой день и-и опять – к дневнику.

      «Ездила в Бахчисарай. С экскурсией. Хотела и Линка, но вчера они с Лидой поздно возвратились с «мероприятия», так что утром, не просыпаясь, махнула рукой: не поеду, мол…

      Спускаемся в Судакскую долину. Лужи затянуты ледком, быстро наступающий рассвет гонит тёмные, лохматые тучи за горы, за их седые от снега вершины. Сама-то долина еще серо-коричневая, с ровными рядами низких, корявых виноградных лоз, но вот пики вокруг неё вдруг озаряются розовым светом восходящего солнца, а над ними распахивается еще темноватая бирюза неба с быстро летящими, окаймленными таким же розовым сиянием, облаками. Неведомая, восторженно-мистическая красота!

      Дворец хана Гирея14. Серый, ободранный, – словно декорации провинциального театра.

      «Фонтан слез» – без слез. «Не работает», и поэтому он – только скелет образа, что сложился в юности, когда читала «Бахчисарайский фонтан» Пушкина.

      Скальный Успенский монастырь. Необычен, величественен… но почему так тревожно? Может, от присутствия душ тех, кто жил здесь, молился? Может, и сейчас страдают они и жалуются, что стены исцарапаны, исписаны, глазницы у святых выдолблены и смотрятся провалами, а на поблекших ореолах читаются имена тех, кто здесь побывал. Идут и еще туристы. Нет, не хочу!.. Но вваливаются. И уже какой-то шустрик взбирается под нишу бывшего окна и ржет, зазывая к себе остальных. А я смотрю на покосившуюся постройку, на бывшие покои настоятеля, на поросшее крапивой кладбище… На могильниках мусор, хлам. Хлам и на мраморной плите офицера, послужившего Толстому15 прообразом Вронского».