LITMIR.BIZ

      В самолете меня осеняет. Надо вставить в мой мрачный танец коротенькое дополнение. Там, на шестом такте от финального проигрыша, сейчас я просто протягиваю руки к молчаливым теням впереди. Но мне надо сначала их протянуть – быстро, коротко, отчаянно, а потом заломить и держать так до предпоследнего такта. Сжатые кулаки распрямляются в растопыренные пальцы, а потом руки бессильно падают, и я начинаю умирать. Короче, одноногая собачка теряет последнюю лапку, извивается всем телом и после серии судорог издыхает. Все плачут.

      6

      Я показываю «Танец Смерти» на огромном благотворительном марафоне. Старый знакомый, ехидный телеведущий, организует его в память своего погибшего ребенка. Люди говорят много пафосных речей о защите детей, поют грустные песни, читают стихи.

      Я успеваю изрядно эмоционально накачаться картинками детей-инвалидов, мёртвых детей, раздавленных колесами, детей – жертв преступлений и всего такого подобного, что обычно предпочитаю просто не знать. И когда около полуночи на тёмной сцене остается лишь несколько лучей света, я выплескиваю свою боль в мир.

      Я, в общем, сомневаюсь, что даже самые большие экраны способны создать ощущение сопричастности танцу. Но атмосфера толпы делает своё дело. Стадион плачет. Минута молчания становится единым для тысяч человек скорбным вздохом.

      Мое фото с заломленными руками обходит по кругу мировую прессу и на неделю-другую становится самой популярной картинкой в интернете. (Этому здорово способствует ракурс, в котором чётко вырисовывается силуэт моей красивой груди.)

      Я могу выбрать любой театр мира. У дверей гостиницы стоит очередь тех, кто что-то хочет мне предложить, продать, продвинуть что-то с моей помощью. Я хожу по улицам в дешёвом плаще, с замотанной головой и в тёмных очках, закрывающих половину лица. Актриса из соседнего номера передвигается по миру и вовсе в специальном одеянии, изобретённом мужчинами для постоянно искушающего их слабого пола. В этой смешной и замысловатой одежде даже для глаз оставлены не дырочки, а сеточки. Я пока до такого отчаяния не дошла, но…

      Я ненавижу эту грёбаную славу!