Скачать книгу

вон уже, темень на дворе. Коли ехать в город вам нужды нет, ночуйте у меня. Ты, мил человек, отправляйся-ка за автомобилем своим, да к избе его, от греха подальше, и подгони. Места у нас тихие, однако, бережёного – Бог бережёт. А мы с Машенькой стелиться будем.

      – Спасибо, дед. Наверное, прав ты во всём. С ночлегом обождём немного. Расскажи, давно ты вдовствуешь? Не заметно женской руки в твоём доме.

      – Скажу, коли интерес имеется. История моя простая. Годков-то мне немало – протяну зиму, восемьдесят стукнет. Не вдовый я, бессемейный. Так, видать, было на роду написано.

      – Достойной пары себе не встретил?

      – Эх, Игорёк, в другом дело. Была у меня душа-девица, Валюшей звали. Росла по соседству. Её родня меня с детства женихом прозвала, а мне то в радость было. Верил: отслужу действительную в Красной Армии, поженимся. По новому закону от тридцать шестого года на службу мне выпадало идти в сороковом, как девятнадцать стукнет. Ан, по-другому всё повернулось.

      Обитала в нашей деревне семья Ивана Аверина. Мужик то был серьёзный, крутой. В гражданскую, слыхал, партизанил, много душ загубил. Верно, на стороне «красных» заслуги имел, потому как не тронули, когда в колхоз записаться отказался. Так единоличником и жил. Гордился своим хозяйством, на нас, соседей, свысока глядел, голытьбой, да лодырями обзывал. А невдомёк дурьей башке было, что пуп свой рвал, жену да дочерей на работе мордовал только для того, чтобы своих родичей в достатке содержать. Колхозники же, пусть и небогато жили, но всю страну большую кормили. Разница!

      Был у Ивана единственный сынок, младшенький в семье, Борька, ровесник мой. Бобкой мы его кликали. Тот не в отца задался. Работал на земле из-под палки. А по вечерам наденет, бывало, красную рубаху, да под хмельком по деревне с гармошкой – девок на танцульки собирать. Под конец гулянки ту, что посговорчивее, с собой уводил. Многих змей перепортил, а всё неймётся. Наскучили безотказные. Приглянулась Бобке Валюша моя – проходу не давал. Раз до крови мы с ним за неё схватились, но не унялся тать, ещё пуще распалился. И сделал своё чёрное дело. Подстерёг, когда лебёдушка моя одна на реку пошла бельё стирать, напал и ссильничал.

      Не достало терпежа Вале беды той пережить. День проплакала в подол матери, а ночью в бане удавилась. Я в те дни на дальнем току работал, домой вечерами не вертался. А как узнал про горе такое, споро прибёг, зарядил картечью берданку и к Бобке. Ни о чём другом думать не мог, как изувечить гада. Сыскал, с ног сбил навзничь, ну и жахнул заряд ему в мотню.

      Знамо дело, судили. Вместо армии в лагерь загремел. А как война с немцем началась, стал на фронт проситься. Знал, что не положено, а руки чесались. И вот осенью сорок второго уважили мою просьбу, отправили в штрафную роту, где солдаты-дезертиры, да сержанты-паникёры позор с себя смывали. Как водится, вскоре ранение получил. В госпитале оклемался, и снова воевать. На этот раз, как искупивший вину, в строевую часть попал. Прошёл с боями до Кёнигсберга, где выбыл из рядов уже совсем, по тяжёлой контузии.

      Вернулся

Скачать книгу