LITMIR.BIZ

Скачать книгу

ое не получается вот уж четыре с половиной века. Мечтал, мечтал Иван Грозный превратить сей град в свою стольную резиденцию, да, стало быть, недомечтал до конца.

      И что сегодня? Даже губернатор велегжанский величается не так, как у людей, губернатором, а как-то по-сиротски, областным головой. Тут как тут оно, вездесущее велегжанское «недо». Театр-недострой, мэр-недомерок. Деканша местного политеха – та еще штучка, недоучка. Да и сам политех – обычный вчерашний техникум, недоинститут.

      В недобрый час замутил царь Иван перенос столицы в Велегжу, ославил древний город, который как-никак – ровесник Москве. Это ведь что же в результате вышло-то? Ну, представьте, выдвинули человека на высокий пост, на весь крещеный мир об этом растрезвонили, а потом почесали-почесали в затылке, да и объявили: нет, мол, поспешили мы оказать сему холопу наше высокое государево доверие. Переоценили, перехвалили. Не по Сеньке, мол, шапка, не по кобыле седло…

      В общем, срамотно получилось.

      А не всегда так было. Ах, какими славными эпитетами награждали в былинные времена затерянную меж лесов и рек Велегжу! Насон-Город, Новый Иерусалим (да-да, именно так!). И даже – Третий Рим. Это уж позже, когда проект переноса стольного града в Велегжу был окончательно свернут, Третьим Римом стали именовать Москву. Надо ж, дескать, столь удачное словосочетание к делу приспособить.

      Вот и приспособили.

      Чуть позже и Новый Иерусалим возле Москвы отгрохали.

      А Велегжа осталась просто Велегжей. Безо всякой там высокодуховной смысловой нагрузки. Да и та, что была когда-то, с веками позабылась. Вот, к примеру, что значит – Насон-Город, скажите на милость? А никто вам не скажет, ни школяр-зубрила, ни хранитель фондов местного краеведческого музея. Одна лишь только водочная этикетка с таким названием и знакома в нынешней Велегже всем и каждому. Скажи кому-нито: «Насон-Город», так собеседника сразу и закусить потянет. Ну, может, иной мужик, выпив да закусив, припомнит еще и бабкины заунывные песнопения:

      «Ко Насону[1] да ко городу

      Ой да плыли три ладьи,

      А в одной той лодье Царь-Государь,

      А в другой его бояре да князья,

      В третьей лодье двое узников,

      Двое узников – царевичей младых…

      О-ой».

      Это, видать, насчет того былина-то, как царь Иван двух наследников престола московского, братьев-княжат Ивашку да Димитрия, в каземате велегжанском уморил. Вот и все, на что сгодилась Велегжа бесноватому владыке».

      Тимофей Ильич утомился рассуждать да распевать былины в одиночестве, замолк, принялся разглядывать себя в засиженное мухами зеркало, приглаживать своей единственной, левой рукой, жидкий чубчик на темени. Невеселые размышления о судьбе родного города, этой несостоявшейся столицы Руси, не смогли, однако помещать процессу ночного бритья.

      Отчего ж ночного-то, ведь не по-людски как-то? Не по-людски, верно.

      Просто сегодня Тимофею Ильичу не спалось, червь нетерпения и тревоги сосал его изнутри, заставлял ни свет, ни заря тереть обмылком щетину.

      Куда ж собирался полнощный Тимофей Ильич, в какие обители он путь держал? В какие такие эмпиреи? А вот в какие: в самый что ни на есть обыкновенный дурдом. Впрочем, не совсем обыкновенный… И был предстоящий визит ответственным донельзя, тщательно обдуманный и многократно взвешенный.

      Много в чем, сокровенном, покается он поутру перед Главпсихом, а кое в чем – и отчитается.

* * *

      Через арку фигура вошла в замусоренный, прямо-таки захламленный дворик-колодец, остановилась. Человек машинально глянул вверх.

      Как оно и положено, со дна «колодца» в квадрате неба видны были звезды; только, говорят, из глубины всамаделишного деревенского колодца они видны даже ясным днем… Чудно!

      А сейчас ночь, и ничего чудного нет в том, что разновеликие осенние звезды заглядывают во дворик, подмигивают…

      Точно так же они подмигивали и двадцать веков назад, когда Симон Петр, «имея меч, извлек его, и ударил первосвященнического раба, и отсек ему правое ухо; имя рабу было Малх». Так записано у Иоанна Богослова, живого свидетеля тех событий. С формальной, юридической точки зрения – живого и по сей день. Ибо, как говорят сами юристы, а вслед за ними – представители так называемых компетентных органов, «нету тела – нету дела».

      Тело Иоанново и впрямь не обнаружено до сих пор. Ушел старик помолиться в горы, один ушел, и больше его никто не видел. Даже могилки для поклонения – и той для вереницы поколений христиан не осталось.

      Как и могилы Малха. Которому, собственно говоря, ни одно поколение рода человеческого покланяться и не собиралось. Пока, во всяком случае.

      Фигура протиснулась между завалами пустых картонных коробок, ладонь нащупала скобу железной двери. Открыто… Здесь всегда открыто для тех, кто знает.

      Затхлая подсобка дышала чьим-то прерывистым дыханием. Из-за стенки доносились звуки музыки, звяк стекла – ночной бар жил своей

Скачать книгу