Скачать книгу

того, как его зарывают родственники. Надо научиться жить без слов. Или только с теми, от которых не веет могилой.

      – По-вашему, Семен Ефремович, уж коль скоро ты жандарм, то обязательно дубина… Нет, батенька… Можно молиться Богу и не верить. Можно преследовать правду, но в душе с ней соглашаться. Понимаете?

      – Если то, что написано в этих книгах, правда, что за надобность ловить этого Кримера или Кремера?

      – Чем лучше правду знаешь, тем легче с ней расправляться.

      Ратмир Павлович исподлобья глянул на Шахну.

      – Может вполне статься, что когда-нибудь… через сто лет… этот Кример или Кремер тоже станет жандармом. Пока будет существовать правда, не переведутся и жандармы. Правда их не отменяет, а, я бы даже сказал, плодит.

      Князев подвинул к Семену Ефремовичу фибровый чемодан:

      – Берите! На память о первом допросе!..

      Шахна зарделся, вежливо отказался, но Ратмир Павлович был непреклонен:

      – Книжки – в печь и… еще в одно место. А чемодан? Чемодан, Семен Ефремович, все-таки вещь полезная… заграничная… Не пропадать же добру.

      Господи, думал Шахна, вернувшись домой и наглухо зашторив окна, куда я угодил? Я, примерявший в мыслях тогу праведника, готовивший себя с малолетства к самопожертвованию во имя добра и справедливости? Вот она, моя справедливость, – этот пустой фибровый чемодан с двойным дном, торчащий в углу как памятник моим несбывшимся надеждам, моим исковерканным мечтам.

      Тайная распря с самим собой терзала его и временами доводила просто до изнеможения. В такие минуты он готов был мчаться на Александровскую площадь к Князеву и коленопреклоненно просить, чтобы тот подыскал себе другого толмача. Не могу, Ратмир Павлович… Вот ваш фибровый чемоданчик… вот ваши два червонца… вот вам ваше окончаньице…

      Отчаяние его усугублялось еще и тем, что он не понимал, почему Ратмир Павлович так держится за него, почему среди многих виленских евреев, отменно знающих русский язык, выбор полковника пал именно на него, Шахну, безвестного школяра, богобоязненного провинциала.

      Что это?

      Расчет, дальновидный расчет жандарма, облагодетельствовавшего из чувства признательности полунищего семинариста, поднявшего его со дна жизни на поверхность? Отсюда один шаг и до следующей ступеньки – крещения (его предшественник Анисим Григорьевич Верткин принял православие), а там – и должность следователя, не того, с кого спрашивают, а того, кто сам спрашивает.

      Расчет ли? Случайность ли? Зачем искать причину? Во всем, что происходит, виноваты не Беньямин Иткес, не Юлиана Гавронская, не прачка Магда, а он сам. Он сам расставил силки и сам в них попался. Теперь ему отсюда, из логова зла, живым не уйти. Впрочем, почему, Семен Ефремович, логово зла? Называйте место своей службы логовом добра! Если вещь не названа по имени, ее, батенька, не существует, а вещь несуществующая, но названная по имени, приобретает права гражданства, вид на жительство… ха-ха… Логово добра! Логово любви к престолу и отечеству!.. Впрочем, почему, Семен Ефремович, логово? Твердыня! Цитадель! Обитель!

      Все это

Скачать книгу