LITMIR.BIZ

      …В начале ноября 1836 года прихожу я к тетке. «Смотри, пожалуйста, какая странность, – говорит она. – Получаю по городской почте письмо на мое имя. А в письме записка Алекс. Сер. Пушкину».

      …Пушкин взглянул и сказал: «Я знаю. Дайте мне слово чести – не говорить об этом никому. Это заговор. Низость против моей жены. Впрочем, это всё равно, что тронуть руками… Неприятно, да руки умоешь, и кончено. Ведь если нагадят сзади на мой костюм – то это дело моего камердинера…»

      –– Не подозреваете ли Вы кого в этом?

      –– Я считаю, что это от женщины, – говорил он.

      В тот же день Виельгорский, Карамзин, Вяземские получили подобные билеты и их изорвали… С этого времени Пушкин сделался беспокоен. Кн. Вяземский, с которым я гулял, просил меня узнать что Пушкин замышляет. Я пошел к нему и встретил его на Мойке.

      –– Жены нет дома – сказал он. Мы пошли гулять и зашли к Смирдину, где он отдал записку Кукольнику.

      –– Хорошо, что Вы не имеете дел с этим народом, – сказал он. Гуляя, сочиняли мы стихи:

      Как ты к Смирдину взойдешь,

      Ничего там не найдешь.

      Ничего ты там не купишь.

      Лишь Сенковского толкнешь –

      Иль в Булгарина наступишь, – прибавил Пушкин.

      Мы пошли на толкучий рынок и купили калачей.

      – Что же, – спросил я, – узнали Вы писателей писем? В конце концов, Вам необходим посредник-секундант. – Располагайте мной.

      Пушкин с живостью благодарил.

      –– Мне надо, – говорил он, – человека, принадлежащего обществу, который был бы свидетелем объяснения. Я Вам скажу, когда Вы мне понадобитесь.

      Через несколько дней я сидел рядом с ним у Карамзиных за обедом.

      –– Приходите завтра ко мне, – сказал он. – Я прошу Вас съездить к Д’Аршираку, чтобы поговорить с ним на предмет дуэли.

      Я посмотрел на него с удивлением и сказал, что буду.

      В этот вечер бал раут у гр. Фикельмона. По случаю смерти Карла Х все были в глубоком трауре – одне Гончаровы приехали в белых платьях. На Пушкине лица не было. Дантес ухаживал около Гончаровых. Я его взял в сторону.

      –– Что Вы за человек? – спросил я.

      –– Странный вопрос, – отвечал он и начал врать.

      –– Что Вы за человек? – повторил я.

      –– Человек чести, мой дорогой, и я докажу это вскоре.

      Разговор наш продолжался долго. Он говорил, что чувствует, что убьет Пушкина, а что с ним могут делать, что хотят: на Кавказ, в крепость, куда угодно. Я заговорил о жене…