LITMIR.BIZ

      Бричка, не доехав до ворот, остановилась. Мирон заметил, что правит лошадьми Марфа. И увидел еще, что лицо дочери белое, как снег, глаза – что два пятака, и руки трясутся. Барин неловко спустился на землю и, качаясь, пошел к Мирону.

      «Вот ведь, – подумал крестьянин, – только что вроде тверезым был, когда и успел нализаться? И Марфушку испужал, ирод! Там уж и пужать-то, поди, нечем, а все одново…»

      Но пришел черед и самому Мирону пугаться. Голос Никодима Пантелеймоновича на пьяный никак не походил. Так ровно, будто по писанному, он и по трезвому делу не изъяснялся. А сказал такое, что и не враз разберешь:

      – Пластик есть? Любые изделия из пластмассы.

      Мирон ничего не понял. Стал собирать из похожих обрывков слова. Лишь одно только и вышло. И то не очень, чтоб схоже…

      – Псалтырь? Так то у дьякона, барин. У меня-то откель?

      – У дьякона? Далеко?

      – Так вон она, церква, – махнул Мирон в сторону купола с покосившимся крестом.

      – Едем.

      – Да я так дойду, барин, – испугался Мирон пуще прежнего. Не к добру это – в бричке с барином ездить! Но тот будто не слышал. Опять сказал, да так – точно камнем по лемеху:

      – Едем!

      Пришлось лезть за барином в бричку. Марфа напуганным глазом стрельнула, в губах – ни кровиночки. Шепнула украдкою:

      – Батюшка, напасть-то какая! Желтый аспид в барина прыгнул.

      – Тихо-тихо!.. – одними губами, без голоса, пошевелил Мирон. – Услышит… Потом.

      А сам призадумался. Что за аспид? Где он тут взялся, в их-то краях? И как это – в барина? В рот, что ли? В ухо?.. Уж не заговаривается ли Марфушка с горя?

      Между тем доехали до церкви. Дьякон, Симеон, услыхал, вышел. Барину поклонился, но не до земли, достойно.

      – Храни тя господь, Никодим Пантелеймонович.

      Барин лишь лоб из брички выставил. И опять:

      – Пластик есть?

      Симеону тоже «псалтырь» почуялся. Брови нахмурил, постоял, бороденкой повертел.

      – Есть, – говорит. – Как не быть?

      – Дай.

      – Помолиться душа запросила? – скривился дьякон. – Так в церковь зайди. Не с лошадьми же псалтырь читать.

      – Пластик там? – ткнул в открытую дверь барин.

      – Там.

      Посторонился Симеон, барина пропустил. Тот прошел – не качнулся. А Мирон, слава Богу, с дочкой остался, с глазу на глаз.