Скачать книгу

служила в Виленским, Варшавском и Киевским округах. Доля войск Московского округа составляла 8 %, Казанского – 2 % от общей численности войск. А подготовка новобранцев осуществлялась не в полевых, а в резервных частях, которые были, конечно, и по вооружению, и по кадровому составу на порядок слабее по сравнению с полевыми. Реформа предусматривала переход от учебы в слабых резервных частях к так называемому «скрытому кадру», то есть к подготовке новобранцев через систему некоторого избытка офицерского и унтер-офицерского состава в полевых частях.[139]

      А это, в свою очередь, требовало изменения в дислокации войск – за счет западных округов должны были быть усилены центральные, великороссийские. Правда, это существенно усложняло главную проблему – проблему военных перевозок на случай войны с Германией. Но именно на этот вопрос в проекте Сухомлинова нашелся ответ, который полностью устраивал царя. «…Мы не можем сосредоточивать более свое исключительное внимание на западе; мы должны быть готовы к серьезной борьбе также на наших широко раскинутых восточных границах, чему совершенно не отвечает скученность наших войск на западе».[140]

      Вот она, реформа-реорганизация 1910 г. Как видим, военная стратегия и внешняя политика Николая II после внутренней стабилизации вновь постепенно приобретает явно великодержавные и глобальные ориентации.

      Генеральный штаб был передан военному министерству, и за шесть довоенных лет – с 1908-го по 1914 г. – на должности его начальника сменилось шесть генералов. После убийства Столыпина правительство вернулось к статусу чисто декоративно-совещательного старого Комитета министров. Никаких признаков реалистичного подхода к будущему кризису самодержавие не обнаруживает. Оно словно застыло в нерушимой тишине, ожидая чуда.

      «Премьер Коковцев, вернувшись из Берлина в ноябре 1913 г., лично представил царю доклад о немецких приготовлениях к войне. Николай слушал, глядя на него напряженным, немигающим взглядом – «просто мне в глаза». После длительной паузы, которая наступила по окончании доклада, он, «как будто проснувшись ото сна», сказал уныло: «Пусть будет на то воля Божья». На самом же деле, как решил Коковцев, царю было просто скучно».[141]

      Так думал Коковцев, так думала и автор этих строк Барбара Такман. Но не удивительно ли, что царю становилось скучно, когда речь шла о войне с Германией? Почему именно здесь он вспоминал волю Божью? Почему так оживлялся, когда речь шла о могуществе России на Мировом океане или о «Желтороссии» на Востоке?

      По-видимому, все-таки потому, что «германская» война была не его войной. На нее его толкали обстоятельства, и он относился к ней как к неумолимой судьбе. И попробовал выйти из нее, когда почувствовал угрозу краха империи.

      Царь вяло упирался судьбе, которая тянула его в ту войну. Он не был, конечно, пацифистом и не жалел свою «святую серую скотинку». Но не он был инициатором мирового конфликта.

      В России влиятельные

Скачать книгу


<p>139</p>

Ростунов И. И. Русский фронт Первой мировой войны. – С. 46–47.

<p>140</p>

Там же. – С. 47.

<p>141</p>

Такман Б. Первый блицкриг. Август 1914 г. – М.; СПб., 1999. – С. 107.