Скачать книгу

что мгновенно захватило его целиком. – А? Что? – встрепенулся он через пару секунд.

      – Так ты вытащил его, Джей?

      – Кого?

      – Щитомордника или как его там… Рыбу-Тайсона?

      – А! Панцирника? Ну да, – улыбнулся он, будто очнувшись от дурного сна. – Вытащил, но я хочу рассказать тебе совсем о другом. В тот день я повзрослел. Резко, в мгновение. Это было как озарение, как аксиома, как щелчок тумблера, понимаешь… Только что ты сосал титьку, за тебя все делали другие, а потом бац – и все! Ты сам принимаешь решения. Тогда я впервые подумал, что могу убить своего отца, а потом принял осознанное решение оставить его в живых. Пока. И как только я понял, что могу казнить и миловать по своему усмотрению, я повзрослел.

      – Погоди, погоди, – удивился я. – Ты же не маньяк какой-то, чтобы просто так убивать людей. Тем более отца.

      – Я расскажу тебе немного о нем, а ты уж сам реши, маньяк я или нет, и если нет, то кто тогда маньяк, окей?

      Я кивнул.

      – Мой отец меня не любил. Сколько я себя помню, я всегда это знал. Это что-то вроде инстинкта самосохранения. Наверное, это осталось в нас еще от пещерных людей, или вообще от зверей. Люди не ценят любовь, потому что не чувствуют угрозы от тех, кто их любит. Зато злость, ненависть мы чувствуем кожей. Они несут опасность. Любовь мягко обволакивает, тихо шепчет, нежно ласкает, незаметно заботится. Счастливы те, кто видит ее с самого начала. Большинство же просто не замечает любви. Страх другой. Он не медлит. Ты чувствуешь его сразу. Сотни маленьких игл впиваются сзади под коленки, а одна большая – в самое сердце.

      Джей достал из пачки новую сигарету, постучал фильтром о ручку кресла, чтобы утрамбовать табак и, увидев, что я наблюдаю за его манипуляциями, заметил:

      – Так они становятся крепче и медленнее сгорают. Так о чем я?

      – О страхе.

      – А, ну да. У всех детей есть свой страх. Кто-то боится темноты, высоты, кто-то пауков или змей. Я боялся отца. Он всегда был строг со мной. Но это не была строгость ради воспитания, ради дисциплины. Это была холодная, безразличная и очень, очень эгоистичная строгость. Это была строгость натянутой цепи по отношению к собаке, или строгость айсберга, раздирающего борт «Титаника». Я долго надеялся, что отец на самом деле не злой, что это жизнь сделала его таким, и вся его холодность – лишь панцирь, защищающий от других, по-настоящему злых людей. Я знал, что после смерти моей матери ему пришлось нелегко: один, без помощи родителей, без денег и влиятельных друзей, с годовалым ребенком на руках, с утра до вечера, как робот на конвейере, он вскрывал гнойники сентиментальным наркоманам, щупавшим медсестер за зад, ампутировал пальцы набожным автомеханикам, осенявшим крестным знамением своих культей каждого встречного в больничных коридорах, доставал пули из невезучих коллекторов и их клиентов, лежавших затем в одних палатах и вместе распевавших Синатру и баптистские гимны на весь этаж, в общем, делал ровно то, что полагалось делать хирургу небольшого госпиталя в черном районе

Скачать книгу