LITMIR.BIZ

      Была половина седьмого, вечер пятницы. Лондонская подземка была забита, насколько это вообще возможно. Люди были повсюду, кишели, как муравьи, целенаправленно пробивая себе путь вверх и вниз на движущихся лестницах, бежали за поездами со своими сумками и портфелями и прыгали через турникеты. Холодный ветер, гулявший по станции, казалось, усиливал стремление сесть на поезд и добраться домой.

      Но его это не тревожило. Он стоял внизу эскалатора, как парализованный, со странной силой прислушиваясь к пению уличного музыканта. Это была старая любовная песня, которую он слышал много раз, но ни разу не вслушивался до этого вечера, до этого момента. Его влажные от слез глаза сияли. Он не замечал толпу и тех, кто пытался протиснуться мимо.

      – Да! – крикнул он, не переживая, что кто-то его услышит. – Это та самая!

      Он торжественно покружил ее, и, проскользнув по бетонному полу, как единое целое, они наконец заняли место на переполненном эскалаторе, тесно прижавшись друг к другу, чувствуя тела друг друга даже через толстые зимние пальто.

      – Как люди могут слышать такую песню и просто продолжать идти? – спросил он ее, не ожидая ответа.

      Она сжала его руку.

      – Вот дурачок, – сказала она нежно, заглядывая ему в глаза и улыбаясь той самой улыбкой, что могла озарить весь мир.

      Она любила эту его безумную, восторженную сторону. Когда они были вот так, вместе, даже мрачный старый Лондон казался веселым Парижем – неважно, где они были – она была рада уже тому, что живет. Даже тогда, когда они были не вместе, она порой ловила себя на ощущении теплого свечения, как будто каким-то образом стала действительно цельной, наполненной, одновременно восторженной и глубоко спокойной. Порой на работе она настолько погружалась в это чувство, что, когда кто-нибудь заговаривал с ней, она могла совершенно их проигнорировать. Но, когда оборачивалась и замечала это, она улыбалась своей особенной улыбкой, и ее прощали.