LITMIR.BIZ

      Австрию я полюбил, поняв, что сам на нее похож, когда мне, уроженцу другой исчезнувшей империи, пришлось столкнуться с общей для них национальной проблемой. Окончательно оставшись наедине с собственной судьбой, я заменил бессознательную родину ее осмысленной концепцией.

      – Родину, – решил я, – не выбирают, а собирают, как это делали Габсбурги: из всего, что плохо лежит.

      Ребенку родиной служит мать, мягкая, как сыра земля, взрослому – отец, суровый, как закон, мне – язык, единственное, что я могу без обиняков назвать родным. Английский я люблю, латыни завидую, русский знаю. Я не умею толком вбить гвоздя, зато знаю, как делать вещи из языка, но только из своего. Тем, кто берет выше, все равно, на каком наречии излагать свои идеи. Тем, кто исчерпывается сюжетом, все равно, на какой язык их экранизируют. Но у меня – непереводимое ремесло, невыгодное, как всякая штучная продукция, требующая ручного труда и полной отдачи.

      Делается это, например, так. Заготовка-идиома разминается до нужного именно тебе размера. В процессе обработки она теряет первоначальный, а иногда и любой другой смысл, заменяя его, если крупно повезет, тем, что Мандельштам называл “диким мясом поэзии”.

      И еще. Когда полируешь уже готовое изделие, главное – остановиться вовремя, преодолев соблазн функциональной краткости, которая перевозит читателя от одного абзаца к другому, надежно, как простодушный джип. Тогда уж лучше телега.

      Ранний Витгенштейн утверждал, что, если деталь машины не работает, она не деталь машины. Поздний в этом сомневался. Средний построил сестре дом без всяких, мягко говоря, архитектурных излишеств. С окружающим миром этот элегантный дзот (здесь теперь болгарское посольство) говорит только пропорциями и специальными оконными шпингалетами, изобретенными для этого случая венским философом.

      – Искусство, – говорил его практичный соотечественник Адольф Лоос, – выводит нас из себя, поэтому дом должен быть таким, чтобы нам было куда вернуться.

      Устав от лишнего, Лоос написал программную статью “Орнамент и преступление”. Одно, говорилось в этом знаменитом среди зодчих манифесте, не отличается от другого.

      Но без орнамента все равно не обошлось, ибо дизайн зияния сложился в неповторимый и мгновенно узнаваемый узор венского модерна, стиль, который Музиль описал, словно нимфетку: “По-весеннему тощие формы тринадцатилетней девочки”. Аристократическая худоба этого функционализма катастрофически не идет тем, кто ее не заработал эклектикой безмерно долгой истории.

      Вся она собралась на венских бульварах, чья архитектура выглядит, как хотелось бы ленивому школьнику – на одной странице,

Скачать книгу