Скачать книгу

автобусном вокзале женщина, как оказалось, нищенка (или в роли нищенки?), подошла и, прежде чем заговорить, рассмеялась, и так самозабвенно и тихонько рассмеялась, прихватив меня слегка за локоть, что я спросил: «Что вы смеетесь?» – «Нет, ничего», а затем немедленно попросила денег, – надо же! ведь я на мгновение стал ее заинтересованным знакомым и отказать не мог, фокус был выверен на доли этой самой секунды и показался мне очень изящным.

      «В „Бриг“ слетаются так называемые творческие люди города, другими словами, люди, ненавидящие друг друга с открытыми объятиями, „старики“ и „старушки“, но сегодня пусто, лишь за одним столиком сидит мужчина, и, присмотревшись, Дмитрий его узнает.

      Есть такие незнакомые знакомцы, которых мы встречаем всю жизнь, вот и этого он встречает с юных лет, с той поры, когда занимался в театральном кружке, а он – в тех же коридорах – музыкой, и высшие силы, из разжалованных, заведующие цепочками бессмысленных, но настаивающих на значительности встреч, как если бы разжалованный чин кичился знакомством с генералом, повелели Дыму запомнить его крючковатый нос и вытянутое белое лицо. Почему? Потому что в один прекрасный день на лестнице, где они покуривали, вышла стычка с угрозами из‐за одной Елены, и он преследовал Дыма со своим подручным по темному шероховатому нескончаемому весеннему благоуханному проспекту, а Дым, поджав хвост, но не убыстряя шага, шел домой, ожидая худшего, но, по счастью, встретил соседа-детину-гребца Пашу и зацепил его разговором, хотя разговаривать было не о чем, и убийцы прошли мимо, зеркально удаляясь и поджав хвосты.

      А потом белое лицо попадалось вновь и вновь, и это напоминало старый патефон и заигранную пластинку, когда иголка соскакивает на ту же борозду, и даже после длительных, дважды по несколько лет отсутствий, возвращаясь, Дым непременно натыкался на него, но тот его никогда не узнавал, а может быть, он и был всякий раз другим человеком – мало ли вытянутых лиц с крючком? Но Дыму мерещился все тот же тип, и это была односторонняя его слепящая память на унижение трусостью, тот и впрямь ничего такого не помнил.»

      У меня был подобный опыт трусости, после которого я вооружился отцовским трофейным ножом, валявшимся в буфете и давно забытым. Сработанный на славу немецким мастером, в кожаном чехле, он уютно и незаметно крепился на ремне. Этот идиотический юношеский порыв едва не стоил мне тюрьмы, но тогда я не знал, что с каких-то пор, в более зрелом возрасте, изредка буду впадать в необъяснимую беспамятность, до обморока, не контролируя и не помня через минуту своих действий.

      Природа существует без нажима, даже гроза. А человек опьянен сознанием духовного роста с последующим переживанием всякий раз большего своего совершенства. То и дело он восклицает: «Я все понял!» или «Что-то мне приоткрылось!» То и дело он хочет искриться талантом в торжествующей значительности. Я видел людей, воспаряющих в этой лихой намеренности так, что у них шипели волосы, точно загорались, – казалось, их сжигала похоть, прянувшая в голову. И не обязательно «творческих людей», как пишет Леонид, такое случается с кем угодно.

      Некогда,

Скачать книгу