LITMIR.BIZ

      © А. А. Шишко, 2015

      © Издательство «Алетейя» (СПб.), 2015

      Дневник памяти

      1956–1955 годы

      Память, как прожектор, выхватывает из уже отбытого, отжитого те удивительные искры, те, порой не самые значительные моменты жизни и маленькой, и взрослой, когда ты не понимаешь, не оцениваешь так давно прошедшее, а лишь ощущаешь его где-то рядом со своим сердцем, слышишь этот голос и бережёшь это видение как дорогое, ни с чем не сравнимое вечное притяжение близких.

      Суровая снежная зима 1955 или 1956 года. Мы идём гуськом: мама в котиковой чёрной шубке, в шляпке-шапочке, папа в тяжёлом драповом пальто с каракулевым серым воротником. Я уже взрослая, а, может, и маленькая, в пальто на ватине, тоже с меховым черным воротничком, в вязаной красной шапочке. У меня резиновые сапожки с меховыми отворотами, тёплые носки внутри. Ногам холодно, но ботиночки надеть отказалась. С нами моя любимая бабушка Нюра в роскошном габардиновом пальто, в шапке-казачке и опять каракуль в основе всех нововведений (это пальто бабушке очень долго шили в ателье, а я с ней часто ходила на примерки).

      Станция Кучино. Тут живёт бабушкина сестра Шура, и мы приехали к ней праздновать Рождество. Снег падает хлопьями на наши лица, руки, одежду. Шапки постепенно превращаются в белые колпаки и, кажется, что все мы смешные клоуны, затерявшиеся в лабиринтах времени. А вот и длинный дом, его называют бараком. Тусклая лампочка под потолком, справа и слева – комнаты. У одной из дверей галошница и много пар валенок, ботинок со шнурками.

      – Ну вот, уже все прибыли, а мы опаздываем, – говорит бабушка Нюра и при этом улыбается. Она никогда не сердится, у неё большие пухлые губы, изпод шапки выбивается прядь каштановых волос. Папа стучит в дверь.

      – Лёшенька, Люся, две Нюрочки – входите, входите! – радостно встречает нас симпатичная, хотя и с большим, как у Буратино, носом тётя Шура – старшая бабушкина сестра. Она очень маленького роста, но шустрая и такая тёплая. Я дотрагиваюсь до неё и радуюсь, что мы пришли.

      Крохотное помещение перед входом в комнату. Мы снимаем пальто, сапожки, надеваем туфельки. Дверь открыта. За столом многочисленные бабушкины сёстры и братья: тётя Жанночка с мужем, братом бабушки; это дядя Вася (я уже знаю, что он прошёл три войны, но какие, пока не понимаю); дядя Паша, тётя Настя, его жена; тётя Люба (она приехала из Реутова); Тамара, тёти-Шурина дочка, и её муж, Вовка; мой троюродный то ли брат, то ли дядя. Вовка – озорной и очень глазастый. Мне он нравится, хотя учится на двойки, а я отличница.

      На столе – блюдо с гречневой кашей. На гречке, словно живой, поросёнок с торчащими ушками. Дядя Вася отрезает кусочки от целого туловища поросёнка. На одной руке у него нет пальца. На войне оторвало. Я есть мясо отказываюсь. Дядя Вася усмехается.

      – Путяша, помоги Василию разделать тушку, – просит тётя Настя.

      Вдруг откуда-то из-под стола вылезает Серёжка, сын тети Насти и дяди Паши, кудрявый, смешливый и очень добрый.

      – А где Ирка? – спрашивает он у меня.

      Я молчу, не знаю, что ответить. У бабушки Шуры мы впервые. В углу комнаты кровать, маленький стеклянный шкафчик, а в нём удивительной красоты статуэтки: дама в длинном красном платье кружится в танце с кавалером, огромная бело-серая фарфоровая собака, девочка с цветами… Эти статуэтки дочка тёти Шуры Тамара привезла из Германии, где они с мужем Гришей проходили военную службу. Тётя Тамара была храбрым бойцом, воевала на разных фронтах. Вернулась с маленьким Вовкой. Я так Гриша Вовку считал своим сыном.

      У меня на тарелке оказывается пирог с капустой. Все едят, пьют вино, но понемногу.

      – А где же Муся? – спрашивает моя мама. И тут, словно отвечая на мамин вопрос, в дверь просовывается маленькая толстушка Муся с мужем Алексеем – он же мой крестный, и Аришка в красивом сером платьице с белым воротничком. У нее косы пепельного цвета и небесно-синие глаза. Их усаживают за стол. В разгар трапезы нам, младшим, разрешают погулять перед домом. Мы хохочем, одеваемся, выкатываемся гурьбой на улицу, играем в снежки, лепим снеговика. Вовка приносит из дома морковь и ведро – атрибуты для снежного человека. Мы с Аришкой пытаемся повалить в сугроб Вовку, но он изворачивается и вдруг замирает как вкопанный. К нам приближается Лидуха (так он её кличет), и Вовка перестаёт нас замечать, а как-то странно и восторженно смотрит на Лиду, у которой из-под чёрной ушанки выбиваются рыжие волосы. Через много лет они поженятся. Лида станет геологом, уедет работать в Африку, вернётся, пристрастится к горячительному, а пока (я уже читала в романах) – это любовь.

      Большая семья… Они были лишенцами. Всем им моя бабуля помогла восстановиться в гражданских правах, и постепенно братья, сестры и их мама Мария Васильевна переехали в Москву и Подмосковье, выучились и дружили.