Скачать книгу

квартирке на первом этаже, слушал шум суеты и наблюдал за верандой заведения.

      «Никчемность… – думал он. – Никто из них не осмеливается заглянуть ей в лицо. Она разъедает изнутри, а они покорно тратят все силы и время на то, чтобы прикрыть размер расширяющейся дыры. Не залатать, не наполнить… прикрыть. Привести свое обличие в полное несоответствие с внутренним, но мастерски подогнать под требовательные стандарты внешнего. Отказываясь замечать в себе какое-либо лицемерие, большинство радуется очевидной никчемности кого-то другого. Фыркая по-лошадиному губами, обмениваясь понимающими взглядами с такими же искусно укутанными соседями. Они убеждают себя, что эта беда не про них. Оценивают свои объективные параметры и гордятся ими, даже если радости те не приносят. Но никчемность продолжает грызть. С возрастом портится характер, ухудшается здоровье, пропадает интерес. Если всю жизнь не видеть того, что внутри, то как можно разглядеть хоть что-то снаружи? В играх разума находятся требуемые аргументы, душа давно в коме, рецепторы интуиции атрофированы за ненадобностью. Ты ничто… К пятидесяти годам ты укутанное в мертвую броню, в меру состоятельное, одобряемое обществом ничто. Есть ли в этом смысл? Нет. Лишь никчемность в оправе. Оправе, которая стоила целой жизни, чтобы ее создать. Тихая трагедия потерянной в сытости судьбы. Трагедия, о которой человек никогда не расскажет даже самому себе…»

      За спиной Краевского раздался слабый, сдавленный стон. Он резко обернулся. Нет, Мишаня все еще мирно спал в укрытии из клетчатого пледа.

      Цепочку из чарующе сверкающих пластмассовых бриллиантов венчал претендующий на ассоциацию с рубином выпуклый каплевидный кулон, ограненный все такими же блестяшками. «Надо бы успеть, пока Мишаня не проснулся», – подумал Краевский. Работы предстояло много…Краевский вздохнул и тихо, чтобы не разбудить сына, отправился к себе в рабочий угол. Какое-то время, опершись на спинку старого, пластикового, офисного стула, он смотрел в висевшее над столом зеркало; на свое худое, осунувшееся, заросшее густой седой бородой, чересчур рано состарившееся лицо. Потом опустил взгляд. На столе валялся пучок разнокалиберных проводов, отвертки, паяльник, маленький пульт на две кнопки и как будто не принадлежащее этому миру детское колье.

      _____________________________________________________________________

Йогурт в ботинке

      На дворе стоял далекий двухтысячный. Семья Веры и Никиты Краевских, перешагнув свой первый десятилетний рубеж, была полна того тепла и близости, которые обычно стараются не афишировать. Обоим немного за тридцать, оба привлекательны и умны, оба преисполнены уверенности, что все еще впереди. Сыну Мишане недавно исполнилось девять. Прилежный, в меру озорной, щуплый, трогательный мальчик пока еще безраздельно боготворящий своих родителей. Пожалуй, единственное, что выделяло его из толпы сверстников была страсть не столько читать комиксы, сколько рисовать собственные. Чем он и занимался везде, от салфеток на обеденном столе до школьных тетрадей.

      Тишину завтрака ранним апрельским утром мерил стук маятника настенных часов, гоняя длинную тень в пыльной полоске солнечного света. Покончив с содержимым тарелки, Вера, словно бокал, подняла чашку с последним глотком кофе и, как бы произнося тост, промолвила, подмигнув мужу:

      – Очень важный день!

      – Очень важный день… – понимающе улыбнулся и сделал глоток из своей чашки Краевский.

      – Очень важный день? – немедленно вмешался Мишаня.

      – Твой отец едет обсуждать предложение одного из крупнейших издательств города, – пояснила Вера.

      – Они напечатают твою книгу, пап? – судя по неподдельному энтузиазму, сыну давно разъяснили важность такого события.

      – Будем надеяться…

      – Только в другую школу меня не переводи, когда разбогатеешь.

      Никита засмеялся. Вера закатила глаза и, потрепав сына по волосам, поднялась собирать со стола посуду.

      – Что? – не совсем поняв реакции родителей, сконфузился Мишаня. – Я люблю свою школу…

      – Тогда тебе стоит поторопиться, – Вера взглянула на часы, – иначе ты в нее опоздаешь.

      Через четверть часа Мишаня выбежал из квартиры.

      – Иди вызывай лифт, – скомандовал Никита и обнял провожавшую их жену.

      Он гордился супругой, наверное, даже чуточку больше, чем ее любил. До конца Краевский никогда не понимал, что такая очаровательная женщина со столь не свойственной эпохе мудростью и неподдельной феминностью нашла в нем достаточно привлекательного, чтобы выйти замуж. Она, проведя полжизни в гимнастике, стройна и грациозна как фарфоровая статуэтка. Он, никогда не любивший спорт и выросший в семье с полным отсутствием культуры питания, того и гляди начнет покупать одежду в специализированных магазинах для толстяков. Вера давала частные уроки по трем языкам, тонко чувствовала звуки неоклассики Стравинского, а ее карандашными зарисовками восхищались все, кто их видел. Никите иностранные языки не давались совсем, он с трудом мог отличить Шопена от Рахманинова, а к изобразительным (как, в общем-то, и ко всем прочим) искусствам способностей не имел вовсе. Правда, ему легче

Скачать книгу