ТОП просматриваемых книг сайта:
Солнце смерти. Пантелис Превелакис
Читать онлайн.Название Солнце смерти
Год выпуска 2024
isbn
Автор произведения Пантелис Превелакис
Издательство Автор
Памяти
Ангелоса Сикельяноса (19 июня 1951 года),
Янниса Кефаллиноса (27 февраля 1957 года),
Никоса Казандзакиса (26 октября 1957 года)
1.
Из-за обилия света мир я видел черным. Солнце вонзило свои зубы мне в спину, но в коленях преобладал холод глубины. Плавание сожгло меня и освежило. Уши были все еще закупорены, в желудке полно морской воды, на губах солоно. Широким шагом шагал я по земле, возвращаясь домой, а дорога качалась.
В одном из домишек приоткрылось окно. В темной ране, образовавшейся между двух створок, я разглядел нашу соседку Анне́зу. Сегодня в самый полдень она снова поджидала в своей засаде за ставнями, чтобы посмотреть, не пронесут ли меня утопленником.
– Опять уцелел, негодный! Бог пощадил твою мать! – воскликнула она громко, чтобы я услышал.
Желала ли она мне жизни или смерти, я не знал.
Я прошел мимо, не ответив, однако ее слова, словно гвозди, вонзились мне в сердце. Вины своей я не отрицал, зная, какие чувства вызывал у мамы. Однако при мысли, что она видит, как меня пожирают рыбы, я радовался, познавая свою несозревшую силу.
Солнце и вода! Свет и глубинный мрак! Наши детские тела трепетали на краю пропасти перед тем, как нырнуть, и дрожали от холода, взбираясь на скалу. Скала рассекла нам кожу своими шипами. Не было такого лета, чтобы какая-нибудь мать не оплакивала своего ребенка. Мать сама же брала свое дитя под мышки и окунала его ножки в волну. «Перекрестись!» – приказывала мать позднее, видя, что ребенок уже окреп и готов нырнуть с головой.
Тем не менее, рыдая, она винила море.
Черный креп, охвативший нашу дверь, я воспринял как порождение моего помутневшего зрения. Я равнодушно прошел под ним и стал бодро подниматься по ступеням. Среди прохлады дома красные вспышки, сверкавшие у меня перед глазами, мгновенно успокоились. Я успел разглядеть на ступенях следы, оставленные чужими ногами. Сквозь гул в ушах прорвался необычный рокот: смесь голосов доносилась изнутри.
Неужели какой-то праздник? А может быть, похороны? По спине у меня пробежал холод. Сам не зная как, я вдруг оказался на коленях у маминых ног. Она даже не обернулась, не глянула на меня: взор ее был полностью обращен внутрь, словно убавленный свет лампы. Скорбно сновавшие вокруг женщины перемалывали нас, словно мельницы. Они тоже лишились мужей и знали, что значит быть вдовой. Каждой из них хотелось, чтобы ее собственное страдание было самым сильным. Мама утратила слух, забыла, где находится: казалось, будто она опустилась на дно колодца, куда не долетает мирская суета. Время от времени она закрывала глаза и казалась от этого еще бледнее. Она напоминала ныряльщика, обнявшего камень, чтобы тот увлек его своей тяжестью на дно.
Что-то вокруг меня опустело. Я не знал, куда деваться. Отец явился незримо из дальнего края, где, как мне было известно, он находился, и отнял у меня маму. По привычке я сильно потянул ее за край платья. «Ты меня любишь?» – должно было означать это движение. «Да! Да!» – отвечала она мне раньше, и тревога моя улетучивалась. Но теперь она даже не шевельнулась, не проронила ни звука.
Человек в черной, застегнутой наглухо одежде вошел в гостиную. За ним почтительно следовал дед. Мужчина остановился перед мамой, вынул из кармана бумагу. При первом же прочитанном им вслух слове все женщины поднялись. А мама даже глазом не повела. Человек в черном запнулся, затем громко повторил какое-то имя, как это бывает, когда льют воду на лицо спящему. Дед подхватил меня под мышки и поставил на ноги, а затем обратился к пришедшему:
– Простите мою дочь, господин номарх. Известие ее совсем разбило.
«Разбило! – мысленно повторил я. – Так оно и есть. Разбило, раздавило, отняло у меня!».
Должно быть, я сделал тогда что-то неподобающее, поскольку дед вывернул мне руку и, даже не взглянув на меня, поставил у себя за спиной, как ставят стул, чтобы сесть на него. Я уткнулся носом в его пиджак, но он с силой схватил меня другой рукой за шиворот и выставил в коридор.
– Утонул твой отец! Корабль, на котором он плыл, потопили!
Я не стал спрашивать, кто ударил меня камнем по голове. От Якуми́ны пахло кухней: она была единственным существом, не изменившим своей натуре среди этой суматохи.
– Иди-ка сюда! Сейчас я тебя помою и переодену!
Держа голову под краном, я слышал разговоры вокруг. Якумина терла мне голову мылом, а я широко раскрывал глаза, чтобы пена щипала их.
«Беренгария»… «Беренгария»…
Что за странное слово вращалось в их разговорах, словно припев? Никогда не забуду его вкуса: горькое и соленое на губах, жгучее в глазах. Позднее я узнал, что оно значит: это был иностранный почтовый пароход, торпедированный подводной лодкой. Пароход, утащивший моего отца на дно, когда тот возвращался домой с Салоникского фронта.
Дом опустел. Накрыли на стол. Дед послал уведомить не встававшую с постели бабушку, что останется обедать с нами. Он сел на место зятя и кивком велел мне