LITMIR.BIZ

Скачать книгу

чего это стоило твоему чувствительному сердцу!»

      Отец Софьи и друг Аракчеева, республика и шпицрутены, ожидание чуда и ожидание розог – все смешалось, как в бреду, в мыслях Голицына. Чтобы отвязаться от них, лег спать.

      Дурной сон приснился: похоронное шествие; в открытых гробах – скелеты и уродцы в банках со спиртом; все знакомые лица – старые приятели, члены Тайного Общества; он и сам плавает в спирту, похожий на бледную личинку, – гомункул в очках.

      Проснувшись, долго не мог понять, что это было; наконец понял: профессора Казанского университета хоронили анатомический кабинет, по предложению Магницкого.

      Когда на следующий день, в назначенное время, к шести часам вечера, князь Валерьян вошел во флигель-адъютантскую комнату Зимнего дворца, находившиеся там генерал-адъютанты Уваров, Закревский, князь Меншиков, Орлов приветствовали его особенно ласково.

      – За твое здоровье, князенька, свечку пудовую: обругал подлеца как следует! – сказал, пожимая ему руку, Меншиков.

      – Воистину – гадина! – воскликнул Орлов.

      – Змий! – добавил Закревский.

      – Ну какой змий? Просто ночанка! – возразил Уваров и рассказал, как у одного мужика в Грузине нашли в платье засушенную летучую мышь, «ночанку», которую носил он при себе для того будто бы, чтобы извести колдовством Аракчеева; а тот засек его до смерти, приговаривая: «Буду я тебе сам ночанкою!» Так вот и для всей России ночанкою сделался.

      – И неужели же никого не найдется, чтобы открыть государю глаза на этого изверга? – заключил Уваров.

      Из приотворенной двери высунул голову с плоским, деревянным, кукольным лицом адъютант Аракчеева, немец Клейнмихель.

      – Пожалуйте, князь!

      Голицын вошел в секретарскую, большую темную комнату с окнами на дворцовый двор.

      У стола, крытого зеленым сукном, сидел Аракчеев. Перед ним стоял старый генерал, может быть, один из боевых генералов двенадцатого года, сподвижников Багратиона и Раевского в тех славных боях, в которых царский любимец не принимал участия «по слабости нервов». Слушая выговор, как школьник, виновато горбил он спину и вбирал голову в плечи; не видя лица его – он стоял к нему спиною, – Голицын видел, по гладкой и красной, как личико новорожденного, лысине, по вздувшейся над воротником сине-багровой складке шеи, что старик ни жив ни мертв.

      – Не думаете ли вы, сударь, отлынять от службы, видя, что у меня камер-юнкерствовать не можно? – говорил Аракчеев гнусавым, ровным, тихим, почти шепотным голосом: нельзя говорить громко в покоях государевых. – Предписание за нумером тысяча восемьсот семьдесят третьим, которое поставило будто бы вас в невозможность исполнять обязанность вашу в точности, совсем не требует от вашего превосходительства никаких невозможностей, коих, впрочем, по службе и быть не должно…

      Видно было, что может говорить так, не переводя духа, не изменяя выражения лица и голоса, час, два, три – сколько угодно.

      Голицыну случалось видеть Аракчеева; но теперь вглядывался он с особенным

Скачать книгу