Скачать книгу

бледнеет, но уже не мог остановиться; чувствовал восторг разрушения, насилия, убийства. Вечная правда земли – против вечной правды небес.

      – Почему же государю не скажете? – прошептала Софья, когда он умолк. – Ведь не вы один так думаете?

      – Не я один.

      – Ну так вы должны сказать ему все…

      Он взглянул на портрет государя, такой похожий на нее, и вдруг ему обоих стало жалко, страшно за обоих. Но опять – небесная музыка, опять хрустальная лестница – и восторг святого разрушения, святого насилия, святого убийства.

      – А вы, Софья, почему государю не скажете?

      – Разве он меня послушает? Я для него ребенок…

      – Ну, так и мы все ребята, щенята: сосем рабью грудь и пищим, а когда надоест наш писк, удавят, как щенят…

      Последний звук виолончели замер; последние осколки хрустальной лестницы рухнули – и наступило молчание, мрак; и во мраке – белое, жирное, как опара, из квашни расползшаяся, – лицо Крылова, лицо всей рабьей земли: «Долго ли до поросенка под хреном?»

      В лице Софьи было такое страдание, такой ужас, что Голицын сам ужаснулся тому, что сделал.

      – Софочка, милая…

      – Нет, оставьте, не надо, не надо, молчите! Потом… – проговорила она, еще больше бледнея; быстро встала и пошла от него.

      Он хотел было идти за ней, но почувствовал, что не надо, – лучше оставить одну. Ужаснулся. Но радость была сильнее, чем ужас; радость о том, что теперь любовь к Софье и любовь к свободе для него – уже одна любовь.

      Захотелось играть, шалить как школьнику. Подсел к дедушке Крылову и шепнул ему на ухо с таинственным видом:

      – Все ли с огурцами, дедушка?

      – Ну, ну, чего тебе? Каких огурцов? – покосился тот недоверчиво.

      – Из вашей же басни, Иван Андреевич! Помните, «Огородник и Философ»:

      У Огородника взошло все и поспело,

      А Философ —

      Без огурцов.

      Это ведь о нас, глупеньких. А вы, дедушка, умница – единственный в России философ с огурцами…

      – Ну, ладно, ладно, брат, ступай-ка, не замай дедушку…

      – А только как бы и вам без огурцов не остаться? – не унимался Голицын. – У дядюшки-то моего в министерстве, знаете что? На баснописца Крылова донос…

      И рассказал, немного преувеличивая, то, что действительно было. Филарет Московский, составитель Катехизиса, предлагал запретить большую часть басен Крылова за глумление над святыми, так как в этих баснях названы христианскими именами бессловесные животные – медведь – Мишкою, козел – Ваською, кошка – Машкой, а самое нечистое животное, свинья, – Февроньей.

      Крылов остолбенел, вытаращил глаза, и рот у него перекосился так, что казалось, вот-вот сделается с ним второй удар. Голицын уже и сам не рад был шутке своей. Подошла Марья Антоновна и, когда узнала, в чем дело, рассмеялась.

      – Крылышко, миленький, как же вы не видите, что он пугает вас нарочно? Никакого доноса нет, а если б и было что, разве мы вас в обиду дадим?

      – Матушка!.. Марья Антоновна!.. Кормилица!.. –

Скачать книгу