LITMIR.BIZ

Скачать книгу

религиозного сознания, общей системы нравственных ценностей и т. д. Однако в трагедии Марло сцена договора с Мефистофелем, безусловно, предстает функциональной доминантой образа Фауста, заключающей смысл преступления, отступничества, греховной сделки:

      Faustus is gone: regard his hellish fall,

      Whose fiendful fortune may exhort the wise,

      Only to wonder at unlawful things,

      Whose deepness doth entice such forward wits

      To practise more than heavenly power permits (75)

      Нет Фауста. Его конец ужасный

      Пускай вас всех заставит убедиться,

      Как смелый ум бывает осужден,

      Когда небес преступит он закон (244).

      Отметим, что в осмыслении договора с Мефистофелем Марло несколько отходит от традиционной трактовки этой сцены в легенде, где, по довольно точному замечанию Н. Мишеева, в образе Мефистофеля «высказан взгляд всего средневекового времени на ум человека, взятый сам по себе, т. е. на ум, без всякой связи его с сердцем и «мыслью» последнего – верой» [26, с. 132]. Таким образом, согласно легенде, договор Фауста с Мефистофелем есть преступление не только потому, что греховен способ получения знания, но и потому, что само знание греховно, т. е. осуждается и сама цель, и способ ее достижения. Интерпретация Марло основывается на осмыслении этой сцены ренессансным гуманистическим сознанием, и потому, как мы указывали выше, осужден способ, но не цель (в этом плане показательно сравнение характеристики «учености» Фауста у Марло – «светлый ум» и в легенде – «вздорная и высокомерная голова»). В этой связи новую трактовку получает и образ Мефистофеля. В отличие от легенды, где неоднократно акцентируется лживость дьявола, в трагедии Марло, как указывает С. Клемчак, «духу позволено говорить только правду. Дьявол не может лгать. Так же, как и наука» [2, с. 160]. Таким образом, у Марло Мефистофель выступает как источник абсолютного знания о мире, отражая, тем самым, позицию двойственности в восприятии образа дьявола, характерную для литературы последующих веков (таковой, например, является трактовка образа Сатаны у Мильтона, Люцифера у Байрона, Мефистофеля у Гете и др.).

      В сцене договора с Мефистофелем, таким образом, актуализируются следующие смысловые константы, обусловливающие устойчивость структуры образа Фауста – цель и способ познания. В трагедии Марло доминирующей целью Фауста является власть над миром, равная власти божественной и достижимая исключительно через возможность сотворения чуда, которая доступна лишь магии:

      These metaphysics of magicians,

      And necromantic books are heavenly;

      Lines, circles, scenes, letters, and characters;

      Ay, these are those that Faustus most desires.

      O, what a world of profit and delight,

      Of power, of honour, and omnipotence,

      Is promis'd to the studious artizan!

      All things that move between the quiet poles

      Shall be at my command: emperors and kings

      Are but obeyed in their several provinces;

      But his dominion that exceeds in this,

      Stretcheth as far as doth the mind of man;

      A sound magician is a demigod (6–7).

      Божественны лишь книги некромантов

      И тайная наука колдунов,

      Волшебные круги, фигуры, знаки…

      Да, это то, к чему стремится Фауст!

      О, целый мир восторгов и наград,

      И

Скачать книгу