Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов» - Евгений Акельев Интеллектуальная история / Микроистория

Скачать книгу

того самого момента, который многие историки считают своеобразной точкой бифуркации русской истории и культуры.

      3. Одна запись в дневнике Корба

      Прежде всего нам следует рассмотреть брадобритие в Преображенском 26 августа 1698 г. крупным планом. Но как это сделать? Для полноценного понимания смысла (или смыслов) этого социального действия желательно иметь его описание, еще лучше – объяснение со стороны самого царя, а также фиксацию впечатлений других его участников, то есть подданных Петра I, приехавших в тот день поздравить его с возвращением. Но, к сожалению, необычный царский прием в Преображенском 26 августа 1698 г. не оказался запечатлен ни в одном источнике личного происхождения, ни в материалах делопроизводства (во всяком случае, такие источники пока не обнаружены). Первое предопределено отсутствием традиции писать дневники и мемуары в эту эпоху, а также плохой сохранностью личных писем (что уже отмечалось выше). Второе объясняется тем, что встреча Петра и бояр в Преображенском была неофициальной (ведь формально царь никуда не уезжал), а значит, создание источников официальных в данном случае не предполагалось.

      В этой ситуации мы вынуждены прибегнуть к источникам иностранным, а именно к описаниям, созданным приезжавшими в «Московию» западноевропейскими дипломатами. Они были для «московитов» чужаками, поэтому их вполне можно сравнить с антропологами-любителями, проникающими в совершенно другую культурную среду, а их дневники и отчеты отдаленно напоминают этнографические дневники1. Действительно, при создании дипломатических дневников было принято уделять много внимания тем самым сторонам жизни, которые впоследствии станут частью исследовательской программы культурной антропологии (религиозным обрядам и праздникам, необычным чертам быта, особенностям политического устройства и т. п.)2. Конечно, современному исследователю при работе с этими источниками нельзя ни на минуту упускать из виду то, что западноевропейские дипломаты относились к «московитам» свысока, считали их «схизматиками» и «варварами», что не могло не оказывать серьезного влияния на их рассказы. Но в позиции внешнего наблюдателя (пусть и смотрящего на описываемых людей с точки зрения цивилизационного превосходства) есть свои уникальные преимущества: такой наблюдатель мог придавать серьезное значение таким событиям или явлениям, которые либо не казались существенными самим «московитам», либо просто не могли быть задокументированы по каким-либо причинам3.

      В конце августа 1698 г. возвращения Петра из Западной Европы нетерпеливо ожидали сотрудники посольства императора Священной Римской империи Леопольда I. Эту дипломатическую миссию возглавлял опытный дипломат Кристоф Игнац фон Гвариент, которому ранее уже приходилось бывать в Москве в составе дипломатической миссии 1684 г.4 От имени Гвариента в Вену периодически отправлялись подробные дипломатические донесения с описанием наиболее значимых для Вены

Скачать книгу

<p>1</p>

Сравнение посещавших «Московию» западноевропейских дипломатов и путешественников раннего Нового времени с этнографами см.: Poe M. «A People Born to Slavery»: Russia in Early Modern European Ethnography, 1476–1748. Ithaca [N.Y.], 2000.

<p>2</p>

Так, в одном венецианском трактате XVI в. о правилах составления дипломатического отчета говорилось: «[Посол] должен [в своем отчете] охарактеризовать жителей данной страны, раскрыв их обычаи и привычки, физические характеристики – цвет кожи, рост и черты характера, так же как их набожность, приверженность различным суевериям и другие религиозные особенности» (Taylor K. Making Statesmen, Writing Culture: Ethnography, Observation, and Diplomatic Travel in Early Modern Venice // Journal of Early Modern History. 2018. Vol. 22. No. 4. P. 282). Кэтрин Тейлор, специально проанализировавшая венецианскую традицию составления дипломатических дневников и отчетов XVI в., отмечает, что сопровождение посла и ведение дневника, в котором следовало фиксировать культурные различия, рассматривались как важнейший элемент подготовки будущего политического деятеля: «Venetian diplomatic-educational travelers also consistently remarked upon these cultural features in their journals, devoting attention to regional diet, dress, language and dialects, festivals, religious observances, and variations in norms of gendered comportment, among other things. Like the ambassadors they accompanied, diplomatic travelers participated in the recording and circulation of information about the social organization and cultures of the states they visited». «Underpinning the uniformity in Venetian diplomatic writings was a common assumption that cultural differences were worth noting and an implicit method, developed over the course of the sixteenth century, suggesting which differences travelers should note and how those differences should be recorded» (Ibid. P. 282–283, 298).

<p>3</p>

Еще В. О. Ключевский отметил: «…незнакомый или малознакомый с историей народа, чуждый ему по понятиям и привычкам, иностранец не мог дать верного объяснения многих явлений русской жизни, часто не мог даже беспристрастно оценить их; но описать их, выставить наиболее заметные черты, наконец, высказать непосредственное впечатление, производимое ими на непривычного к ним человека, он мог лучше и полнее, нежели люди, которые пригляделись к подобным явлениям и смотрели на них с своей домашней, условной точки зрения» (Ключевский В. О. Сказания иностранцев о Московском государстве. М., 1866. С. 8).

<p>4</p>

См.: Dukmeyer F. Korb’s Diarium itineris in Moscoviam und Quellen, die es ergänzen. Beiträge zur moskowitisch-russischen, österreichisch-kaiserlichen und brandenburgisch-preußischen Geschichte aus der Zeit Peters des Großen. Berlin, 1909. S. 8; Бантыш-Каменский Н. Н. Обзор внешних сношений России (до 1800 г.). Ч. 1 (Австрия, Англия, Венгрия, Голландия, Дания, Испания). М., 1894. С. 29.