Примечания
1
Вообще говоря, будущее до скончания века:
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.
Представить себе мир, в котором не осталось ни единого поэта, Пушкин, вероятно, не мог. Впрочем, и Гораций, определяя собственную меру бессмертия, вряд ли мог представить, что римский понтифик когда-нибудь перестанет всходить на Капитолий с безмолвной девой:
Сrescam laude recens, dum Capitolium
Scandet cum tacita virgine pontifex (Hor. Carm. III, 30).
Несомненно, это dum (доколе) значило: пока мир стоит.
2
«Клевета» здесь употреблена, несомненно, в церковно-славянском смысле: обвинение.
3
Вергилий. Энеида, VI, 258. Слова Сивиллы: «Procul o procul este, profani!» – «Прочь, прочь, непосвященные!»
4
Так, одинаково неприязнен для Пушкина и осквернитель искусства, «художник-варвар»:
Художник-варвар кистью сонной
(еще один синоним неразумения, «хладный сон»)
Картину гения чернит,
и «праведный гнев» Сальери на слепого скрипача (выраженный через тот же образ):
Мне не смешно, когда маляр негодный
Мне пачкает Мадонну Рафаэля.
5
Поверьте мне, Фиглярин-моралист
Нам говорит преумиленным слогом:
«Не должно красть; кто на руку нечист,
Перед людьми грешит и перед Богом.
Не надобно в суде кривить душой,
Не хорошо живиться клеветой,
Временщику подслуживаться низко;
Честь, братцы, честь дороже нам всего!»
– Ну что ж? Бог с ним! все это к правде близко,
А кажется, и ново для него.
6
Когда мы слышим истории о покаянии и обращении художника (начиная с Петрарки и Микеланджело), мы не можем не признаться, что эти истории звучат печально – и тем самым в самом серьезном смысле не поучительно. Обращение к личному спасению, обыкновенно лихорадочное, паническое – несет на себе отсвет какого-то большого крушения. Печаль этих историй в том, что на месте художника – человека представительного, говорящего не от себя и не о себе, – появляется частное лицо. Творчество же каким-то образом покрывало это частное, в общем-то не интересное другим лицо совсем другим покровом, светом самозабвения. И вот мы слышим голос раздетого «я», голос заботы и совсем не высокого страха за себя.
Слава Богу, это не пушкинский случай. И если думать
