Скачать книгу

Когда их слишком мало, нам становится скучно. Если мы успеваем заполнять все проезжающие мимо контейнеры, то гордимся, что у нас все под контролем, и чувствуем, что наше существование оправданно. Если слишком много контейнеров проезжает мимо незаполненными, нам кажется, будто мы прозевали их. Если же мы используем контейнеры с пометкой «рабочее время» для отдыха, начальник может и разозлиться. (Он заплатил за эти контейнеры, это его имущество!)

      У средневекового крестьянина не было таких проблем. Работники просыпались с рассветом и ложились, едва начинало смеркаться, а длина дня для них варьировалась в зависимости от времен года. Воспринимать время как нечто абстрактное и существующее отдельно от жизни не было необходимости: люди доили коров, когда их нужно было подоить, и собирали урожай, когда наступало время жатвы. Каждого, кто попытался бы навязать любому из этих занятий внешний график – например, получить от коровы месячный удой за один день, чтобы «быстрее покончить с этим», или приблизить время сбора урожая, – справедливо сочли бы ненормальным. Не было и беспокойной потребности «сделать все», потому что крестьянский труд не имеет конца: пора подоить коров или собрать урожай обязательно наступит снова, всегда, поэтому нет смысла спешить к гипотетическому моменту завершения. Историки называют такой способ жизни ориентированным на задачи, так как ритм жизни органично рождается из самих задач, а не из выстраивания их на абстрактной временной шкале – подход, который сегодня стал для нас второй натурой. (Считать средневековую жизнь медленной соблазнительно, но точнее будет сказать, что само понятие «неспешная жизнь» показалось бы большинству средневековых людей бессмысленным. Неспешная по сравнению с чем?) До изобретения часов объяснить, сколько времени понадобится на то или иное действие, можно было только одним способом: сравнить его с другим конкретным действием. Так, средневековые люди могли измерять продолжительность действия в Miserere – отрезках времени, необходимых, чтобы прочитать псалом 50, известный под названием Miserere mei Deus{17}.

      Такая жизнь, вероятно, и переживалась как безбрежная и текучая, полная – без преувеличения – своего рода магии. При всех материальных лишениях наш крестьянин наверняка ощущал, что окружающий мир имеет и иное, внушающее трепет измерение. Не отягощенный беспокойством об «уходящем времени», он, возможно, испытывал чувство вечности, которое наш современник Ричард Рор, францисканский священник и писатель, называет «жизнью в глубинном времени»{18}. В сумерках средневековый сельский житель мог слышать, как в лесу шелестят духи, а не только медведи и волки; вспахивая поля, он, возможно, ощущал себя крошечной точкой на гигантском полотне истории, на котором его далекие предки были почти такими же живыми и реальными, как родные дети. Об этом можно говорить с некоторой долей уверенности, поскольку островки

Скачать книгу


<p>17</p>

E. P. Thompson, "Time, Work-Discipline, and Industrial Capitalism," Past and Present 38 (1967): 81.

<p>18</p>

Richard Rohr, "Living in Deep Time," On Being podcast. https://www.wnyc.org/story/richard-rohr-living-in-deep-time/.