LITMIR.BIZ

      Михаил поднялся. Он, естественно, был заинтригован и немного напуган. Что за женщина могла его спрашивать? Наверное, кто-то из ГКП-сообщников. Больше некому. Но кто конкретно? И почему надо прийти вот так – без предупреждения? Странно всё это. Опять-таки легко объяснялась и растерянность в голосе матери: ладно, к нему гости не ходили, но когда вообще у них в последний раз были гости? Кажется, никогда… Поднявшись с кровати, Михаил увидел свое отражение в зеркале и тут же вновь почувствовал себя не человеком с избыточным весом, но самым что ни на есть неряшливым толстяком. Да еще мятая футболка… Черт, хоть бы ему приодеться, что ли… «Ну и нарочно буду такой неряшливый и жирный, и наплевать! В конце концов, еще непонятно, кто там и зачем пришел…»20. Утвердившись в таких мыслях, Михаил прошел в прихожую; входная дверь стояла открытой, а у двери стояла ОНА. Он узнал ее сразу, хотя вживую до этого момента никогда и не видел. Медея.

      Никто не знал, как звали Медею на самом деле. Она появилась в пространстве инета под ником Medea, а затем, когда она предстала человеком из плоти и крови, это имя уже настолько прочно закрепилось за ней, что искать какое-то другое не имело смысла. Внешность ее, надо сказать, идеально соответствовала нику. Смуглая, как будто опаленная адским пламенем кожа; черные, бездонные как бездна глаза; черные как… как там говорится в таких случаях – как смоль? – черные как смоль волосы и черная как… – что там у нас еще бывает черным? – ночь, конечно же… – черная как ночь одежда. Всё в ней было черно и пугающе. Даже и сама ее красота (а Медея, несомненно, была очень красивой) пугала. Это была не та красота, которая звала полюбоваться на себя; это была красота обжигающая и даже испепеляющая. Красота, возвращающая комплименты таким тяжелым взглядом, что произнесший их невольно считал себя счастливчиком, если дело только взглядом и ограничивалось. Вообще, когда дело доходило до слов, никто не мог чувствовать себя в присутствии Медеи вполне в безопасности. Оно и не удивительно – ведь Медея считалась главным критиком ГКП, причем содержание слова «критик» в данном случае полностью соответствовало своей форме. Критикуя те или иные произведения, она уничтожала или даже, точнее, изничтожала их. Для примера приведу ее рецензию на пьесы Чехова: