LITMIR.BIZ

      Всё пишу среди битвы и пира,

      Среди грохота и тишины

      Образ мiра и образы мира,

      Образ мужа и образ жены.

      Всё черчу среди бед и проклятий,

      Облепивших судьбы берега,

      Образ старца и образ дитяти,

      Образ друга и образ врага.

      Вверх взбираясь по жизни отлогой,

      В свете солнца и в блеске луны

      Всё рисую я образы Бога

      Страстотерпца и пса Сатаны.

      Словеса, что в быту зачерствели,

      Размягчаю я ночью и днём

      То растопленным снегом метели,

      То горячим пьянящим дождём.

      И монах, и солдат, и острожник

      Влили в жилы мне ярую кровь,

      Сила духа – мой верный треножник,

      Мои кисти – мечта да любовь.

      Людских судеб земное колесо

      закручено неведомою силой,

      и лепленной историей Тюссо

      дышать ещё печальней, чем могилой.

      Аристократок горделивый лоск

      и королей развёрнутые плечи

      теперь лишь ткань да крытый лаком воск,

      который можно переплавить в свечи.

      Преданья дней, писанья лет – гробы,

      кресты, костры, бичи, стенанья, вздохи…

      История вставала на дыбы

      и сбрасывала со спины эпохи.

      И много ли среди вождей племён

      припомнишь тех, кто в буйной круговерти

      смог усидеть в крутом седле времён

      до старостью назначенной им смерти?

      И много ли в великих городах,

      запавших в летописцев ум и око,

      припомнишь ты проживших на медах,

      толпою не растерзанных пророков?

      Мечом, огнём и ядом каждый век

      шпынял всех тех, кто к истине стремился,

      и лишь практичный мелкий человек

      во всех щелях плодился и плодился.

      Как муравьи, число его росло,

      вспухало меж несчитанными днями

      и вот теперь истории седло

      заполнено одними муравьями.

      Её поводья некому держать, —

      в галоп несётся бешено и криво

      и, видимо, уже недолго ждать,

      когда гнедая сверзится с обрыва.