Скачать книгу

проникнуто миром и гармонией.[165]

      Аналогичным образом оказывается связана с планетарными символиками и значительно более ранняя по времени «Весна» Сандро Боттичелли. Э. Г. Гомбрих, анализируя эту знаменитую работу мастера, указывает, что в образе стоящего слева юноши изображен Меркурий, три грации олицетворяют три благих планеты: Солнце, Юпитер и Венеру;[166] центральная женская фигура – богиня Венера. Продолжая интерпретацию Гомбриха, ФА. Йейтс отмечает, что подобные этому изображения космоса делались таким образом, чтобы привлекать к созерцающему их влияния благих планет и нейтрализовывать влияния неблагоприятных Сатурна и Марса. Фактически, полотно Боттичелли является своеобразным талисманом, «"образом космоса", устроенным так, чтобы передавать зрителю только здоровые, омолаживающие, антисатурновы влияния… Независимо от мифологического значения фигур справа их овевает spiritus mundi – исходящий из надутых щек воздушного духа, заметный в развевающемся одеянии бегущей фигуры. Spiritus, передатчик влияния светил, пойман и сохранен в картине, в магическом талисмане».[167]

      Укажем на еще один аспект ренессансной культуры, важный для понимания структуры спенсеровского «Пастушьего календаря». Как отмечала Ф. А. Йейтс, многие образы неба, созданные в эпоху Возрождения, предназначались не только и не столько для разглядывания, сколько для созерцания внутренним взором в мыслях и памяти. «Рассматривая изображения космоса, – пишет английская исследовательница, – человек запечатлевает в своей памяти очертания и основные цвета планет… чтобы затем объединять бесчисленные отдельные предметы, которые он видит, в единое целое, накладывая на них образы высшей реальности, которые он несет в себе».[168] Это особое искусство операций с образами было основой памяти для образованных людей той эпохи. Во времена, когда книги были редкостью и предметом роскоши, изощренная, цепкая память играла особую роль, не совсем понятную нашим современникам.[169]

      Именно память была главной основой ренессансного энциклопедизма – учитывая, что многим из ученых в годы Реформации часто приходилось переезжать с место на место в поисках ли новых покровителей и меценатов, или из-за религиозных конфликтов, – и далеко не всегда можно было захватить с собой обширную библиотеку. Искусство памяти, в деградировавшем виде дошедшее до нас в качестве современной мнемотехники, строилось на запечатлевании в сознании неких «образов» и «мест», в соответствие которым по ассоциативной связи определенного типа ставились те или иные понятия. Оратор Возрождения, желая запомнить свою речь, шел в некое хорошо знакомое ему здание – церковь ли, дворец, ратушу, – и, обходя его, связывал те или иные свои аргументы, посылки, риторические ходы с внутренним убранством этого здания, – а при произнесении речи мысленно вновь это здание обходил, «доставая» из памяти нужные фрагменты, поставленные в соответствие декору избранного помещения.

      Robert

Скачать книгу


<p>165</p>

Тананаева Л. И. Рудольфинцы. Пражский художественный центр на рубеже XVI–XVII вв. М., 1996. С. 31.

<p>166</p>

Gombrich E. H. Botichelli's Mythologies: a study in the Neoplatonic symbolism of his circle. Journal of the Warburg and Courtlaud Institutes, VIII (1945). P. 16–18.

<p>167</p>

Йейтс ФА Джордано Бруно и европейская герметическая традиция. М., 2000. С. 73.

<p>168</p>

Там же. С. 72.

<p>169</p>

Так, роль нумерологической симметрии в построении «Божественной комедии» Данте, когда номер той или иной строки в поэме оказывается связан с ее содержанием (укажем на комментарии А. Л. Доброхотова к XXX песне «Комедии» в: Доброхотов А. Л. Данте Алигьери. М., 1990. С. 147–148), не может быть до конца понята без учета особой организации памяти ее создателя: он действительно мог держать в своем сознании весь текст и оперировать с ним! Указанием на такого рода память Данте может служить и анекдот, который рассказывали о нем современники: некий приезжий, оказавшись во Флоренции, пожелал испытать память Данте, о которой он столь много слышал. Встретив поэта на улице, гость подошел и спросил, что тот более всего любит из яств. Данте ответил: «Яйца». Через год этот человек вновь возвращался через Флоренцию. Подкараулив Данте на улице, он выступил из толпы, и, желая озадачить собеседника, спросил: «А с чем?». «С солью», – ответил Данте.