Скачать книгу

представляю язык шёлковым платком, что пролезает через кольцо гранаты грамматических нацистов, через замочную скважину двери хранилища скреп, которыми русская черепаха намертво прикреплена к русскому киту, плавающему в русском океане плоскорусской равнины. Как бы ни был прочен панцирь, платок струится на ветру. Пролезает, преодолевает, реет. Живой язык впитывает эхо других кодов и теряет свои кусочки на поворотах времени. Как бактериофаги, что носят фрагменты генетической информации от бактерии к бактерии, нечаянно или нарочно отрывая код при сборке нового поколения. Так и мы, я по крайней мере, приносим новое из других языков, уносим в текст, в сленг, куём свой собственный диалект для людей, для семейного очага. Не чтобы выпендриваться, чтобы нас лучше понимали. Помню, как здорово я удивился, изучив на курсе психиатрии такой симптом как неологизм. Придумывание новых слов есть знак заболевания головы. О-па, тут я не ожидал подвоха. Что за консерватизм? Всю свою жизнь я ощущаю недостаток слов в языке олигархов и холопов, которому меня научила школа, стоящая между кладбищем и больницей на улице имени первого космонавта. Он-то имел шанс улететь от железобетонной лексики, не захотел. Подмечаю чужие придумки и смело транслирую нововведения в свою речь. В близком окружении в порядке вещей за встречу придумать пару слов полнее описывающих ситуацию, чем имеющиеся у Ожегова. Новые могут быть завтра забыты, могут и стать сленгом компании, а могут через нас попасть в мир. Это хорошо, это нормально, я делал это всегда. В этом тексте я буду общаться на своём русском, бедном или богатом, но своём, кастомизированном. Уходящий год закрепил недавние изобретения в нашей семье. Это жра и спа. Или даже это Жра и Спа. Пороки, зависимости, но и друзья, и близкие. Жра – это совокупность вкусняшек живущих на кухне, мигрирующих к клавиатуре, притягивающая ближе к ночи и манящая доесть её, часто сверх нормы, после ужина, между приёмами обычной нежры, между ранним и поздним ужином. Жра вкусна и скора на сборы, любит смотреть сериалы. Жра состоит из маленьких частичек, которые могут утянуть стрелку весов на самое дно пола и показать то, что ты никогда не видел на индикаторе весов. Жра старается показать третью цифру. Жра – друг, что затягивает во все свои мутные дела, но разве может друг причинить неприятность? В дни стабильной работы и здоровья, Жра надёжно поселяется в семейном вечере. И нет слова более точно отражающего поглощение сухой рыбки или печенья перед мерцанием монитора после ужина. Ни нОчник, ни чаепитие, ни второй ужин не похожи на Жру. Близкий её приятель – Спа. В отличие от Жры владеет тобой по утрам. Сытый после Жры достаёшься Спе. Это лишние семьдесят минут неги в постели, это отложенная прогулка с псом, это пропущенный онлайн вебинар, это невыполненная зарядка. Спа обладает синергизмом со Жрой. Отупляет и расслабляет. Такой же признак, что всё в порядке, в достатке. Жра и Спа не любят суеты. Наверняка существуют люди, узнавшие об этих двух словах давно и живущие под их диктовку. У нас не так. У нас Жра и Спа – гости, пришедшие в новогодние каникулы и пока мы не торопимся выгонять их. Ещё одним словом-примером тянущим свои буквы к моему словарю является тётьство. Есть материнство, отцовство, но нет бабушкинства, дедушкинства, тётьства и дядьства. Особенно тётьство заслужило место в языке. Этот феномен, служение своим родственникам от женщин часто не имеющих собственных детей каждому знаком. Живут такие сердечные тёти, что помогают всем вокруг и приносят в дань своё время. В английских детективах они богатые и капризные, но оставляющие наследство и воспитывающие девочек. В латиноамериканских сериалах тёти готовы пожертвовать жизнью ради племянника и становятся вторыми матерями. В российской глубинке тёти закручивают банки и делятся запасами под Новый год с нерадивыми сестрами и братьями, что научились только лишь делать детей, но никак не соленья, варенье и веники. Тётьство расцветёт в XXI веке с усилением проблемы бесплодия, переходом на чайльд-фри, в мегаполисах, с возвышением себя над природой, усилением роли женщин в политике, спорте, бизнесе. Мне уже сейчас понятно и приемлемо слово «тётьство», надеюсь, в скором будущем оно перестанет быть подчёркнуто красной волной в Word. В нашем семейном сленге прижилось и слово синиц – мужская форма синицы. Кормушка с прозрачными стенками, прикреплённая к окну кухни уже года три является спасением для окрестных синиц в холодно-влажные московские зимы. Каждый завтрак проходит под рассматривание жопок птичек и их забавную очередь к семечкам, интригу и борьбу за место в кормушке, находящейся прямо перед нами по ту сторону стекла. Синиц можно различать при кажущейся их одинаковости, например, по рисунку чёрного пятна на груди-животе. На жёлтом фоне эта чернота, несимметричная и разная клякса, является уникальной у каждой особи. Тонкие и толстые, треугольные или шаровидные пятна нам подсказывают, что часто прилетают одни и те же птицы. Так мы опознали и ночного гостя. В отличие от всех прочих, ночной синиц, не просто кушает в кормушке, но и сидит, спит там. Встав в темноте раннего утра, до начала панического птичьего жора семечек, мы видим одинокого ночного синица. Он не улетал в своё гнездо, сидел ночью, немного подъедал чтобы согреться. Для описания конкретной птицы мне не хватало слов. Только с названием «ночной синиц» всё стало спокойно, это подходящее. Такой он, язык, позволяет придумывать чтобы лучше жить и доносить неуловимый оттенок до носителя. Ночной синиц и никак

Скачать книгу