LITMIR.BIZ

      – Это серьёзно? – голос старшего помощника дрогнул, – насколько это серьёзно? – еле выдавил он из себя слова через полузадушенное страхом горло.

      – Более чем серьёзно, сын мой, – то ли "по старой привычке", то ли действительно испытывая вдруг отеческие чувства к насмерть перепуганному молодому мужчине, ответил яростно пыхающий дымом капитан. Вытащив изо рта, обгрызанную, пышно дымящую трубку, махнул рукой перед лицом разгоняя клубящийся "табачный туман".

      – Впервые, впервые за свою недолгую жизнь, я наблюдаю подобные "приготовления", – злобно-холодно процедил сквозь зубы однорукий, седой до желтизны старик, – уж более полувека я "брожу" по морям и океанам, думал, что всё уж повидал и ничем меня уже не удивишь, ан нет! – сплюнул он соплисто тягучую слюну в стоящую у его ног, наполовину наполненную песком бадью. Выбив, туда же, потухающую золу из трубки, засунул её в карман короткой курки и подёргав, ослабляя узел, шейный платок, снова пристально вгляделся в горизонт.

      Море едва колыхалось безжизненной мёртвой зыбью, тёмно-серая вода казалась неподвижной как песок. Чудилось, что корабль рассекает волны с сухим гнетущим скрипом, как плетущаяся по пустыне огромная повозка. Багрово красное солнце, как бы с отвращением, закатывалось, опускалось в клубящиеся впереди смолянисто чёрные облака.

      – Сатана готовится "дать бал", приглашает нас "потанцевать", – иронично хмыкнул капитан, кивком головы показывая на клубящиеся на горизонте тучи, роящиеся как будто они живые, похожие на несметные стада, неведомых лохматых хищников.

      Старший помощник тяжко вдохнув и выдохнув липкий, неподвижно висящий, жаркий воздух, оглянулся назад и невольно вскричал:

      – Солнце! Капитан, смотрите, там второе солнце!

      – Это луна, Игнацио, – спокойно пробасил в ответ оглянувшийся на возглас старый "морской волк", – ну-ну, не смущайся, я и сам впервые вижу, чтобы "волчье солнышко", так было схоже с истинным светилом, – пристально всмотрелся он в диаметрально противоположное заходящему дневному, точь-в-точь, как отражённое в зеркале, похожее на него, такое же багрово красное, ночное.

      – Капитан…, – начал было и запнулся, смутился помощник, – падре, отец Корнилио, если позволите мне Вас так, – дрожащим детским голоском продолжил несостоявшийся католический священник, – мы останемся живы? Переживём эту бурю? Просто, – зачастил словами, как бы оправдываясь за свой страх, – мне всё, кроме нашего корабля кажется ненастоящим, неживым. Как будто бы, за бортом всё мёртвое, как нарисованная картина.

      Бывший иезуит, сняв шляпу и засунув её под обрубок левой руки, причесал, пригладил растопыренной пятернёй, липкие от пота, длинные седые космы. Снова надев головной убор, комковидный лоснящийся чёрный кусок ткани с разлохмаченными полями, задумчиво оглаживая длинную бороду несколько минут рассматривал суетящихся на палубе матросов. Команда, с одеревенело осунувшимися лицами, послушно, непривычно не огрызаясь на "гавканье" боцмана, готовила корабль к Битве.