LITMIR.BIZ

      И ты б заискивал, и ты бы

      не мог расправиться с собой,

      когда б графитовая глыба

      вдруг оказалась голубой,

      когда б сквозь тело вечер хлынул,

      неудержимый, как пчела,

      и ты б отыскивал глубины,

      учился странного желать.

      И обнаружив нож опрятный

      и ванну, полную воды,

      и ты б давился вероятной

      предотвратимостью беды.

      Потом курил бы на балконе,

      следил за падалками звезд.

      Да, ты бы понял, ты бы понял,

      что пережить мне удалось.

      Говорит со мной овощебаза:

      не сдавайтесь, миленькая, сразу.

      Кабачки гниют – не унывают,

      словно установка буровая.

      Помидоры в собственном желе

      продолжают грезить о земле.

      Тихий бог приходит к овощам,

      учит нераспроданных прощать,

      учит пригибаться и терпеть,

      принимать закусочную смерть.

      Ну а вы заладили – бронхит.

      Разве тело стоило хранить?

      Разве бездна создана не есть?

      Да и воздух кончился не весь.

      С тоненькой шеей в высохшем свитерке

      я становлюсь решеткой, а не рекой,

      и наблюдаю, как, не храним никем,

      ты догораешь радугой корневой.

      Вижу, как птицы тело твое клюют.

      Слышу, как звери в бронхах твоих хрипят.

      Жизнь оставляет пепельный перламутр

      на домовине раннего октября.

      Что же мне делать? Щепкой лететь, щеглом

      прятаться в клетке? Трещиной речевой

      дождь вызывая, выдумать водоем

      и заполнять бессильной своей водой?

      Что же мне делать? Не прогоняй/гони.

      Не догорай/пожалуйста, догори.

      Мысленный лес, хранитель, дурак, двойник.

      Гладкое яблоко с гусеницей внутри.