LITMIR.BIZ

      Мир затерялся между клавиш.

      Сладким ароматом осел

      на белом и черном, —

      так пряно пахнут орхидеи,

      выросшие

      в самом

      сердце.

      Сколько падали бы и гибли – проходит боль та,

      Что рвала голосами ветра и льдом под кожей.

      А такие как мы сумасшедшие – все похожи,

      Электрическими разрядами в сто два вольта.

      Время скидывает все маски, плащи и шляпы,

      Затирая надменность, вычурность белой краской,

      Вынимая наружу зверя (дракон двулапый), —

      Принимайте меня, мол, как есть, теплотой и лаской.

      Знаю, кажется, что не выжили под завалом

      Тех обломков чужого мира, что был так тесен.

      Только чувство как книга: читаешь её – всё мало,

      В ней страницы пропитаны чудом весенних песен.

      И когда вместо боли утро в груди зажжётся

      Фонарями, не побледневшими от простуды,

      Я пойму, что особый опыт – увидеть солнце.

      Этим утренним солнцем

      дышать я отныне

      буду.

      Бессонница приходит по четвергам,

      ещё по субботам, вторникам и в дожди,

      кричит «Подожди!» и, разваливаясь по слогам,

      вплетается в волосы голосом голых льдин.

      Она обнажает чувства, не говоря

      ни слова, бросая пудовые якоря

      мне в душу, я, задыхаясь при том, тону

      в пустом безразличии

      выгоревших минут.

      Едва уловимый свет, на стене осев,

      рябит, ускользая под взором большой луны.

      В безмолвии звёзд угасает вся боль и гнев,

      и мир обретает дыхание тишины.

      Бессонница о тебе прогоняет сны,

      хотя все равно о глазах твоих говорит,

      не излечивая и касаниями

      зари.

      Бессонница – надоевший

      ночной бронхит,

      и после него – стихи.

      Если я – остров,

      то пуст и необитаем,

      чтобы всё скалы, голые берега;

      море холодным гулом весь склон питает,

      с севера зазывая

      снега.

      Я бы всё пальмы, пальмы, песок и радость,

      чтобы с большой земли не нести обид.

      Только немая боль обитает рядом,

      тлеет, дымя.

      И дым ее

      ядовит.

      Если погода,

      то дождь и сплошная сырость,

      ветер гудит, пробирающий до нутра.

      Каждый прохожий,

      кутаясь в шарф, невольно

      опасается, что я останусь

      до утра.

      Но изредка

      улыбаясь и мне

      всё же.