Аннотация

«…Профессия, по которой мой папа вышел на пенсию, – летчик гражданской авиации. Пенсия наступила у него довольно рано, год работы им считали за полтора. Вовсю была перестройка, так что после папы и тех, кто уходил на пенсию вместе с ним, почти никто и не летал – потому что тут же быстро разворовали и привели в полную негодность аэропорт, аэродром, самолеты, наземные службы и склады ГСМ. На много лет этот неутомимый аэропорт, который идеально был подогнан под бесперебойное функционирование, умер. Теплилась жизнь только далеко-далеко за взлетной полосой, на метеостанции, дрожал на ветру полосатый «колдун»… Там собирали погоду и продавали ее в телевизор…»

Аннотация

«Когда мы выходили во двор, дед Аполлонский почти всегда сидел с другими стариками, если, конечно, не зима. Зимой-то они не очень все выходили. Только по теплым дням. Я этого деда сразу заметила: он был особенный среди других стариков. Он был самый старый и всегда отвечал невпопад. Его все звали дед Тимкин, и только мы – Аполлонский. Его хотелось называть каким-то громким словом, значительным, чтобы сразу запоминалось среди других слов. Дед Аполлонский – и все…»

Аннотация

«Полуденное летнее солнце подсматривало за молящимися ослепительным желтым глазом. Их было немного, но сила общей молитвы была столь велика, что число не имело значения. Каждый просил о сокровенном, наполняя происходящее тайной, неведомой остальному миру. Почти беззвучно двигая губами, они лишь изредка поднимали глаза, чтобы украдкой взглянуть на явившееся божество. Не изваяние и не икона, совсем живое и явное… Облик его был прост и величественен, как сама природа. Как и положено Высшей силе, Оно находилось прямо перед своей паствой, выше и дальше, восседая на кованом железном алтаре, будто на разделительной линии миров. Таинство не было украшено золотом и торжественными стенами храма. Между алтарем и людьми лежали всего несколько метров грязной земли, покрытой птичьими следами. Настолько близко, чтобы молитвы были услышаны, и настолько далеко, чтобы Божество оставалось божеством… И лишь один из них мог подойти к алтарю чуть ближе других. Он знал о Божестве больше других. Знал, когда оно вернется. И знал, чего оно хочет…»

Аннотация

«Лучшее время для подвига – это детство. Мне одиннадцать лет. Я в громадном городе, он шумит, пахнет асфальтом и дизельным выхлопом, нависает разноцветными плоскостями стен. Очень большой город: 70 тысяч людей обитает. Моя цель – исследовать его весь…»

Аннотация

«Незнакомой тропинкой мы вышли к берегу моря. Это был высокий обрыв, поросший лесом. Хотя погода была пасмурная, ветки вспыхнули сразу. Начала прощальный огонек наша вожатая Света. Она сказала, что провожает не первую смену, но расставаться с нами ей особенно тяжело. А вторая вожатая, Люда, добавила, что они будут помнить нас как один из самых лучших и дружных отрядов…»

Аннотация

«Теперь, устроившись на поверхности, я довольствуюсь двумя координатами, определяющими мое местоположение, – широтой и долготой. Не меняет ситуации даже то, что арендуемую мной двушку отделяет от густо засеянного бурым реагентом асфальта целых двадцать два с половиной метра. Птицы летают выше. Я забыл, в какой стороне над горизонтом обычный в это время года Орион и как называется крайняя справа звезда в его поясе. Небо здесь напоминает потолок, покрашенный плохо размешанной смесью белой и серой красок, между мазками которой иногда мелькают голубые пятна, но их тут же замазывает осадками. Наверное, именно поэтому начало мое, случившееся значительно восточнее и немного южнее, ассоциируется у меня с третьей, напрочь забытой здесь координатой видимого пространства: высоким, чистым, уходящим в ультрафиолет – другим – небом…»

Аннотация

«Помню – первое в моей жизни. … Я сижу в ванночке, передо мной два темных окна. Вода остывает, и я чувствую отчаяние: жизнь холодна. Вдруг приближается знакомый добрый голос (слов я еще не понимаю), и струя кипятка, бултыхая, вливается в ванночку, и я, оживленно двигаясь, ловлю место самого острого наслаждения, «точку восторга»: чтобы обжигало, но еще можно было терпеть. На поиски таких «зон счастья» и ушла вся моя жизнь. Едва научившись ходить (еще в Казани, в войну), я тащил маленький стульчик через двор, долго и привередливо искал место, устанавливал стул над крутым обрывом, доставал из шаровар бутылочку со сладкой водой и, закинув ногу на ногу, сидел, как король, озирая окрестности… Хорошо помню и дом – трехэтажный, кирпичный, красный, и наши окна на самом углу…»

Аннотация

«Я проснулся до будильника и лежу с закрытыми глазами. Отец допоздна слушал футбол и забыл выключить приемник. Это у него бывает, потому что в полночь, сразу после гимна, радиоточка замолкает сама собой. Правда, по транзистору, крутя колесико, можно поймать чужую, вихляющую музыку (дядя Юра называет ее «джазом») и смешное иностранное бормотание, даже китайское, похожее на кошачье мурлыканье…»

Аннотация

«До ремонта у меня в прихожей стояло огромное толстое зеркало, в высоту больше двух с половиной метров и где-то полутора метров в ширину. Зеркало это я не любил. Не знаю, почему не любил. Наверное, мне казалось, что в нем до сих пор отражается моя детская кроватка, стоящая рядом с пианино. Когда я причесывался перед зеркалом или рассматривал появляющиеся в усах седые волосы, я замечал ту кроватку краем глаза, и меня это раздражало. Я уже вырос, уже успел потолстеть несколько раз и похудеть обратно, я уже был женат, развелся и женился во второй или в третий раз. Я успел стать самим собой, каким я себя знаю, а кроватка все никак не желала из зеркала исчезать…»

Аннотация

«Толик появился в нашем дворе внезапно: две сестры Печенковы съехали (с родителями, конечно), а Толик с братом – приехали. Брат его не особенно вникал в наши дела: он носил брюки дудочкой и ухаживал за барышнями. А мы с Толиком как раз совпали – он был старше меня года на три и стал самым верным, самым лучшим другом. Мы вместе стреляли из самопалов, делали взрывпакеты, строили халабуды и мечтали о кораблях на воздушной подушке. Толик увлекался машинами – у его отца была большая «Волга», и в их гараже была оборудована глубокая бетонная яма для того, чтобы к машине было удобно подобраться снизу и подкрутить там гайки…»