Приснившиеся люди - Дмитрий Воденников Уроки чтения (АСТ)

Скачать книгу

корень в отношении Ахматовой, то стоило бы говорить скорее об антисмирении, как о зеркальном продолжении единственной востребованной и увиденной миром лжечерты).

      Если о Блоке – то будет упоминаться его туманность (хотя он как раз прост и ясен).

      У Пастернака разглядят растворенность, у Мандельштама – социальную виктимность и т. д.

      И все это будет по касательной.

      Потому что в Мандельштаме главное – его способность как раз не быть жертвой.

      В Пастернаке – не быть растворенным, а как раз быть свидетелем и наблюдателем (а наблюдатель всегда отстранен).

      А в Блоке – простота и прозрачность его мира (где все разведено по полюсам, а стало быть, не противоречиво).

      И происходит подобное смешивание и замещение (подлог, проще говоря) по очень простой причине: люди не любят воспринимать вещь, предмет и событие в целостности и объеме (по-видимому, здесь есть какое-то психологическое объяснение). Им легче свести все противоречия и многосмысленность к какой-то одной, наиболее запоминающейся внутренней истории.

      Людей можно понять, но это и сильно в них раздражает (вот отличный пример: я только что приписал людям единственную черту – неумение видеть мир в многообразии, и, возможно, это совсем не так, и я даже не захотел посмотреть, что же лежит на упомянутой поверхности, увидеть людскую тайну, и кто-то из прочитавших уже почувствовал законное раздражение. Ну и на здоровье. Мы все в этом колесе).

      Так вот. Определяя Цветаеву, ее «единственную» черту, – большинство сразу заговорит о ее безмерности. И опять ошибется. Безмерности в Цветаевой не было. Гипертрофированность – да, была. Зацикленность на себе – тоже. Неспособность увидеть чужую правду – в том числе. Но это не называется безмерностью.

      Злая Надежда Яковлевна Мандельштам (объясняя причины «вывихнутого» двадцатого века не только на примере «вывихнутости» палачей, но и на примере «вывихнутости» самих жертв, которые вполне унаследовали все безответственные черты своих мучителей) в своей «Второй книге» говорила о Цветаевой как о великой своевольнице.

      Своеволие (уже без всяких чужих словесных насилий и ухищрений), конечно, одна из основополагающих черт поэтического мира Цветаевой. Она и сама об этом много говорила. Слишком много.

                            Я люблю такие игры,

                            Где надменны все и злы.

                            Чтоб врагами были тигры

                            И орлы!

                            Чтобы пел надменный голос:

                            «Гибель здесь, а там тюрьма!»,

                            Чтобы ночь со мной боролась,

                            Ночь сама!

                            (Из стихотворения «Дикая воля»,

                            1909–1910)

                            Ужели в раболепном гневе

                            За милым поползу ползком —

                            Я,

Скачать книгу