LITMIR.BIZ

Скачать книгу

рѣшать вопросъ о прощеніи обществу, принято, чтобъ прощалъ или не прощалъ мужъ, а онъ, кажется, и не видитъ, чтобы было что нибудь à pardonner.[71]

      – Ее принимаютъ оттого, что она соль нашего прѣснаго общества.

      – Она дурно кончитъ, и мнѣ просто жаль ее.

      – Она дурно кончила – сдѣлалась такая обыкновенная фраза.

      – Но милѣе всего онъ. Эта тишина, кротость, эта наивность. Эта ласковость къ друзьямъ его жены.

      – Милая Софи. – Одна дама показала на дѣвушку, у которой уши не были завѣшаны золотомъ.

      – Эта ласковость къ друзьямъ его жены, – повторила дама, – онъ долженъ быть очень добръ. Но если бъ мужъ и вы всѣ, господа, не говорили мнѣ, что онъ дѣльный человѣкъ (дѣльный это какое то кабалистическое слово у мужчинъ), я бы просто сказала, что онъ глупъ.

      – Здраствуйте, Леонидъ Дмитричъ, – сказала хозяйка, кивая изъ за самовара, и поспѣшила прибавить громко подчеркнуто: – а что, ваша сестра М-me Ставровичъ будетъ?

      Разговоръ о Ставровичъ затихъ при ея братѣ.

      – Откуда вы, Леонидъ Дмитричъ? вѣрно, изъ[72] буффъ?

      – Вы знаете, что это неприлично, но чтоже дѣлать, опера мнѣ скучно, а это весело. И я досиживаю до конца. Нынче…

      – Пожалуйста, не разсказывайте…

      Но хозяйка не могла не улыбнуться, подчиняясь улыбкѣ искренней, веселой открытаго, красиваго съ кра т. г. и б. в. з.[73] лица Леонида Дмитрича.

      – Я знаю, что это дурной вкусъ. Что дѣлать…

      И Леонидъ Дмитричъ, прямо нося свою широкую грудь въ морскомъ мундирѣ, подошелъ къ хозяину и усѣлся съ нимъ, тотчасъ же вступивъ въ новый разговоръ.

      – А ваша жена? – спросила хозяйка.

      – Все по старому, что то тамъ въ дѣтской, въ классной, какія то важные хлопоты.

      Немного погодя вошли и Ставровичи,[74] Татьяна Сергѣевна въ желтомъ съ чернымъ кружевомъ платьѣ, въ вѣнкѣ и обнаженная больше всѣхъ.

      Было вмѣстѣ что то вызывающее, дерзкое въ ея одеждѣ и быстрой походкѣ и что то простое и смирное въ ея красивомъ румяномъ лицѣ съ большими черными глазами и такими же губами и такой же улыбкой, какъ у брата.[75]

      – Наконецъ и вы, – сказала хозяйка, – гдѣ вы были?

      – Мы заѣхали домой, мнѣ надо было написать записку[76] Балашеву. Онъ будетъ у васъ.

      «Этаго недоставало», подумала хозяйка.[77]

      – Михаилъ Михайловичъ, хотите чаю?

      Лицо Михаила Михайловича, бѣлое, бритое, пухлое и сморщенное, морщилось въ улыбку, которая была бы притворна, еслибъ она не была такъ добродушна, и началъ мямлить что то, чего не поняла хозяйка, и на всякій случай подала ему чаю. Онъ акуратно разложилъ салфеточку и, оправивъ свой бѣлый галстукъ и снявъ одну перчатку, сталъ всхлипывая отхлебывать.[78] Чай былъ горячъ, и онъ поднялъ голову и собрался говорить. Говорили объ Офенбахѣ, что все таки есть прекрасные мотивы. Михаилъ Михайловичъ долго собирался сказать свое слово, пропуская время, и наконецъ сказалъ, что Офенбахъ, по его мнѣнію относится къ музыкѣ, какъ M-r Jabot относится къ живописи,

Скачать книгу