Скачать книгу

на крыльце чугунок, в котором варилась вчера пшёнка и в котором на боках немного осталось каши, и всё громче вызванивают восторг весенней капели.

      – Это шо ж за такое за наказание! – спохватилась мама. – Экыш! Экыш! А ну! Где моя палка? Да где моя здоровая палка?..

      Цыплят не интересует, куда запропастилась её палка.

      Они продолжают деловито простукивать чёрные бока у чугунка.

      – Я кому сказала – где моя палка?

      Мама озирается по сторонам, делает вид, что и в самом деле отыскала несуществующую палку. Наклоняется её взять и кинуть. При этом она даже боится повысить голос, поднять руку. А ну и взаправду ещё перепугаешь!

      Минуты через две чугунок вовсе опустел.

      Квочка державно повела свою золотую орду по низким ступенькам вниз, к сковороде с водой.

      – С Богом! – проронила мама вслед и закрыла дверь.

      – Ма, – говорю я, – поспать бы, да… Вы были на дворе. Что там? Дождецом не пахнет?

      – Пойди да понюхай.

      – А у меня нюх ленивый. Одинаково пахнут и керосин и всегда духовитый Ваш борщ. Нос заложило, голос гудит.

      – Ото ещё новость. С чего?

      – Со вчерашнего. Сеял до самой до ночи ту проклятуху кукурузу. Через час да каждый час с поту припадал к ручью. А вода холодянка…

      – Всё б ото выкидывал коники без путя… То и прохватило. Гарно выдирает простуду липовый отвар… Да когда его варить? Давай натру груди чесночной кашкой со свинячим жиром.

      – Только чеснока и не хватало!

      Неожиданно мама пыхнула:

      – А что ж я тебе дам, гос-по-дин до-ро-гой?!

      Видали? Все слова у неё вдруг чисто русские. Нет и намёка на прихват хохлиных слов, как говорит затерянный в воронежских степях хуторок Собацкий, мамина родина…

      Зато у соседей, в Новой Криуше, куда собачане за неимением своей церкви ходили молиться и откуда родом отец, обычная речь русская.

      Занятны воронежские картинки…

      Ни Митрофан, ни Глеб, ни я – мы не погодки, выскакивали в аккурат через каждые три лета – все мы трое потянули в языке отцову сторону. Не странно ли? Мама с нами ж день в день всю жизнь. А отца если Митрофан и Глеб немного и помнили, так зато я совсем не помнил, не знал, но говор его остался жить в нас.

      Мы понимаем маму, но не говорим, как она. Наверное, наш разговор с нею похож со стороны на концерт Тарапуньки со Штепселем.[7]

      Когда мама сердится, она неожиданно переходит на наш язык. Думает, мы её не понимаем. Дети же!

      – … гос-по-дин до-ро-гой, – по слогам повторила она и поджала губы, колко посмотрела мне прямо в глаза.

      Не выдержала моего спокойного взгляда, отвела лицо чуть в сторону.

      Вроде как винилась, пустила скороговоркой:

      – Хорошо б размешать свежий луковый сок с мёдом.

      – Мёд? Пожалуйста! – воспрянул я. – Но сок не обязательно.

      – Эге-е… Губа не дура, – отходчиво улыбнулась она. – Наша Дунька не брезгунька, жрёт и мёд.

      Находчивого не озадачишь.

      – Раз уж мёд,

Скачать книгу


<p>7</p>

Персонажи киевских артистов разговорного жанра Ефима Березина и Юрия Тимошенко. Один говорил по-русски, другой по-украински.