Скачать книгу

и валко проходит, ходит к выходу. Шаги стучат по заглушающим коврам, как сердце, говорящее, стучащее любимому вслед: «Милый! Милый! Милый!» Бельмами поблескивает за окном вьюга блоковская, метельная, пурговая, снеговая да такая белая, белая, без конца. К отходящему из действия поэту подбегает прислуживающий мальчик и что-то лукавое спрашивает, затаенно предлагает, по-нехорошему. Поэт улыбко глядит на него. Посмотрел в присталь, в упор, быстро отвечает, кинул слово и в двери. Тут…

      Плавно и медленно опускается занавес.

      Действие второе

      Тут поднимается занавес и…

      Очень высоко. Немного полусумрачно. Пустовато как-то, ненапол-ненно. На стенах – черные с золотом изображения. Чайные розы свечек огоньком позыбливаются и подергиваются. Воздух пахнет ладаном и славянизмами торжественными. В углу стоит Бог. Как только входит сюда поэт, Бог раскрывает руки, как часовые стрелки, когда без четверти три: ведь его представляют всегда именно так.

Поэт:

      Здравствуй!

      Здравствуй, как Пьерро из гипса,

      Пробелевший в неудобной позе века и года!

      Я сегодня об мйр коленкой ушибся

      И потому прихожу сюда.

      Я прошел сквозь черные вены шахты,

      С бедер реки прыгал в качели валов,

      Был там, где траур первой пахоты

      Грозил с рукава лугов.

      Когда пальцы молний терли небес переносицу

      И гроза вызернивалась громом арий,

      Я вносил высоту в широкополую многоголосицу,

      В самую июль я бросал краснощекий январий!

      Вместе с землею кашлял лавой

      И в века проходил, заглумясь и грубя!

      А ты здесь сидел, спокойственно величавый,

      Ибо знал, что земля не сбросит тебя.

      И сегодня – уставший бездельник труда,

      Рождающийся самоубийца и неслух,

      Грязный и мутный, как в окнах слюда,

      Выцветший, как плюш на креслах, —

      Прихожу

      К тебе и гляжу

      Спроста

      Сквозь сумрак, дрожащий, как молье порханье;

      Скажи: из какого свистящего хлыста

      Свито твое сиянье?

      Бог непроницаемо молчит, и только под сводами черного с золотом протянется, тянется вопрос поэта. Вот долетели звуки, звуки взлетели под самый купол, взвихрились, долетели, зазвучали, запели вверху и замерли, попадали обратно, замерли и умерли. Паузит. Только Бог с любопытством рассматривает, разглядывает, глядывает говорящего.

Поэт:

      Ну, чего раскорячил руки, как чучело,

      Ты, покрывший собою весь мйр, словно мох;

      Это на тебя ведь вселенная навьючила

      Тюк своих вер, мой ленивенький Бог!

      И когда я, малая блоха вселенной,

      Одна из его поломанных на ухабах столетия спиц,

      Заполз посидеть в твой прозор сокровенный,

      Приплелся в успение твоих ресниц, —

      Ты должен сказать! Ну! Скажи и помилуй!

      Тебя ради прошу: Глазищами не дави!

      Скажи мне, высокий! Скажи, весь милый,

      Слово, похожее на шаг последней любви!

      Бог опускает руки и потирает их. Открывает, как двери страшного суда, губы, и большая пауза перед первым словом Бога распространяется

Скачать книгу