Скачать книгу

– «Мандолина», приведенная в приложении.

      Первое, что бросается в глаза, – это идентификация себя с аномальными персонажами, беззащитными перед необычными обстоятельствами или соблазнами. Идет ли повествование от первого лица или от третьего, признания героя всегда обретают силу исповеди. Автор с удивительной полнотой адсорбирует психическую природу своих героев, и эта эмпатия будет свойственна всей последующей поэзии Ли-Гамильтона.

      Второе, что необходимо отметить – это эстетическая позиция, четко сформулированная в «Аполлоне и Марсии». Ли-Гамильтон не скрывает своей приверженности к буйным фригийским ладам Марсия, предпочитая их стройной, но зажатой канонами дорийской музыке Аполлона.

      При этом ему совершенно чуждо ницшеанское противопоставление дионисийского начала аполлоническому. Речь идет только об эстетике, а не об отношению к миру, и на этом стоит остановиться подробнее. Судьба Ли-Гамильтона напоминает судьбу Гейне и Леопарди; нет сомнений, что при жизни сравнение с ними должно было набить ему оскомину. Между тем мировосприятие Ли-Гамильтона далеко от их мировосприятия, что прекрасно видно из его сонета, посвященного Леопарди (см. сонет 201).

      Вильям Шарп, шотландский писатель, многолетний друг и корреспондент Ли-Гамильтона, писал: «Какое спокойствие в страдании, какое достоинство в боли, какой контроль над горечью! <…> По меньшей мере, в одном отношении Юджин Ли-Гамильтон и покойный Филип Бёрк Марстон должны быть упомянуты вместе: ибо два эти поэта, испытывавшие страдания и утраты на протяжении всей жизни, всегда оставались, используя старомодный оборот, джентльменами в своем горе»[3].

      Действительно, в Ли-Гамильтоне нет ни едкой желчности Гейне, ни всепоглощающего отчаяния Леопарди, ни мрачной воинственности Кардуччи, ни бунтарства и нравственного релятивизма «проклятых поэтов». Его отличает стоицизм, который только и приличествует джентльмену-викторианцу в подобных жизненных обстоятельствах. Среди постромантиков его ближайшие родственники – английские прерафаэлиты и французские парнасцы. При этом близость к прерафаэлитам просматривается яснее; поэзия Ли-Гамильтона лишена античной пластичности парнасцев, но полна живописной декоративности, свойственной прерафаэлитам. Забегая вперед, отметим, что Ли-Гамильтон, как и Д. Г. Россетти, склонен воздвигать «монументы моменту»: позже мы найдем у него немало сонетов-экфрасисов, что сразу напоминает о «Сонетах к картинам» Россетти. Вместе с тем искусство Ли-Гамильтона направлено на изображение драматических состояний человеческой души – цель, совпадающая с целью прерафаэлитов, во всяком случае, в начале пути их братства. И тем не менее, эстетическая платформа Ли-Гамильтона иная; он не приемлет идеализации средневековья в ущерб новому времени. Вероятно, в этом его основное несогласие с Россетти, о котором мы также узнаем из его сонетов и которое роднит его уже с парнасцами.

      Содержание трех названных книг

Скачать книгу


<p>3</p>

Dramatic Sonnets, Poems and Ballads: Selections from the Poems of Eugene Lee-Hamilton / ed. W. Sharp. – L.: The Walter Scott Publishing Co., 1903. P. XXII-XXIII.