LITMIR.BIZ

      Я, конечно, родился в России,

      но когда-то, в иных временах,

      во Днепре мою душу крестили

      и Шевченко, и Мономах.

      Я люблю Украину за нежность,

      за шевченковский шепот полей.

      Уважаю ее незалежность,

      оселедцы ее ковылей.

      Как же может любовь испариться

      устоявшая в страшной беде,

      испариться из-за кипарисов

      да корабликов на воде?

      И я плюну в сучьего сына,

      озверевшего от вранья,

      если скажет, что Украина —

      это родина не моя.

      Надо собственные ноги

      донашивать,

      и дорогу у дороги

      не спрашивать.

      Пусть сама дорога спросит,

      как ей выгнуться,

      нас полюбит и не бросит,

      даст нам выбраться.

      Все пророки – лжепророки,

      но в безбожии,

      наши женщины – дороги

      в бездорожии.

      Пусть судьба им не отплатит

      ни морщиночкой,

      и не капнет им на платья

      ни борщиночкой.

      Надо так любить любимых

      и детей своих,

      чтоб злодеям стыдно было

      в их злодействиях.

      Каждый носит сам дорогу

      в своей совести.

      То ли к власти, то ли к Богу —

      выбор собственный.

      И еще одна забота

      пусть прибавится —

      стать дорогой для кого-то

      не предательской.

      Быть своим там, где дубравы

      и поля тихи,

      и подальше быть от славы

      и политики.

      И у гроба на погосте

      с речью длинною

      не сползти к могиле в гости

      вместе с глиною.

      Перед смертью не метаться.

      С ней условиться

      и навек в живых остаться,

      как пословица.

      Не стоит ждать народного «спасибо».

      Просторен гроб, когда в нем ни цветка.

      Плевками смоют грязь, когда спесиво

      плюют на крышку гроба свысока.

      Но все же лучше ненависть и зависть,

      чем занятость сгребаньем в свой совок,

      чем тайно под ладонью рты раззявить

      лишь для того, чтоб заглотнуть зевок.

      Была цензура, схожая с удушьем.

      Она, казалось, изгнана взашей,

      но вот пришла цензура равнодушьем

      и в чем-то оказалась пострашней.

      Как мы себя обкрадываем сдуру,

      поскольку с приснопамятных времен

      народ имеет ту литературу,

      которую заслуживает он.

      Подзаросли тайгой дремучей уши.

      Литература русская, прости.

      Нас не казни… За наше равнодушье

      ответным равнодушием не мсти.