LITMIR.BIZ

      Мы сносим вниз старую колыбельку. Люси говорит, ее надо покрасить.

      – В розовый цвет? – спрашиваю я.

      – Как ты догадалась?

      – Я очень умная.

      Звонит телефон. Люси снимает трубку. Долго слушает, наконец спрашивает:

      – Хочешь поговорить с мамой?

      Немного погодя вешает трубку. Но к нам не возвращается.

      Я помогаю Марион разобраться с колыбелькой.

      Спустившись на кухню, нахожу дочь за столом. Сажусь рядом.

      Мы смотрим друг на друга.

      – А вы с папой когда-нибудь полюбите друг друга снова?

      – Нет.

      – Ты уверена?

      – Да.

      – Я так и знала…

      Встав, она добавляет:

      – Знаешь, что я еще хотела тебе сказать?

      – Нет. Что?

      – А то… что птички, они уже все съели…

      – Правда? Ты точно знаешь?

      – Ну да. Пойди сама посмотри…

      Она обошла вокруг стола и взяла меня за руку.

      Мы стоим у окна. Я и маленькая белокурая девочка в старом пластроне от смокинга и съеденной молью юбке. Ее «You’re a Barbie girl» вдеты в прабабушкины ботинки. Моя материнская рука обнимает ее за плечи. Мы смотрим, как деревья в саду сгибаются под ветром, и думаем, скорее всего, об одном и том же…

      В ванной так холодно, что я боюсь высунуть плечи из воды. Люси намылила нам головы шампунем и придумывает потрясающие прически. «Смотри, мама! – взвизгивает она. – У тебя на голове рожки!»

      Это я и без нее знаю.

      Веселого тут мало, но я смеюсь.

      – Почему ты смеешься?

      – Потому что я глупая.

      – А почему ты глупая?

      Мы вытерлись, пританцовывая.

      Надели ночные рубашки, носки, тапки, свитера, халаты, а поверх – снова свитера.

      Потом мои пингвинята спустились вниз – поесть супу.