LITMIR.BIZ

Скачать книгу

      Стеная, весь в поту под тяготою жизни,

      Когда бы страх чего-то после смерти,

      В неведомой стране, откуда ни единый

      Не возвращался путник, воли не смущал,

      Внушая нам скорей испытанные беды

      Сносить, чем к неизведанным бежать?

      Гамлет возвышается до социального пафоса, присущего самому Шекспиру. Не случайно шекспироведы связывали эту часть монолога Гамлета со знаменитым 66-м сонетом Шекспира, в котором как бы ознаменовался закат эпохи Возрождения, появилась горечь, пессимизм в связи с несбывшимися надеждами и неосуществленными идеалами, провозгласившими в начале эпохи Возрождения веру в человека и объявившими его творцом Вселенной. 66 сонет в переводе О. Румера, в частности, приводит А.А. Аникст[8]:

      Впрочем, в этой части, выраженной почти всеми переводчиками очень удачно, исключая немногие непоэтические выражения, вроде «глум времен» и «кинжалом тонким» (Набоков) или «одним ударом шила(!)» (Гнедич), появляется еще одна гамлетовская черта, тоже характерная для людей эпохи Возрождения, – это его трезвый реализм, который подчас даже граничит с атеизмом. Заметьте, что в рассуждениях Гамлета о смерти нет ни малейшего намека на христианское воздаяние, на Божий суд, на рай или ад. Точно Гамлет забыл о загробной жизни и думает только, есть ли вообще там, за гробом, хоть какая-нибудь жизнь. Именно эта неизвестность и порождает страх покончить счеты с жизнью самостоятельно, одним ударом кинжала. Комментаторы английского текста приводят еще один перевод этого места, почти в точности повторяющий мысль оригинала. Это перевод Радловой о загробной стране: «Та неоткрытая страна, откуда к нам путешественник не возвращался».[9] Лапидарней всего у Пастернака: «Боязнь страны, откуда ни один \\ Не возвращался…»

      Эта трезвость философского мышления Гамлета подчеркивает в нем скрытую силу практика, который, несмотря на сомнения, вступит в борьбу со злом и погибнет, чтобы победить зло своей смертью, таким образом разрешая тот самый «вечный» вопрос, который он сам же и поставил. Философ осуществит свою философию на практике!

      В четвертой части монолога сам Гамлет подстегивает себя, называя свои сомнения и колебания трусостью и нерешительностью. Здесь же он из мира разреженной философской мысли возвращается к действительности, видит Офелию и обращается к ней. В этой финальной части, по-моему, самой поэтической и впечатляющей формулы-метафоры удалось достичь Пастернаку. Он выразился по-пастернаковски ярко, пускай даже остальные переводы точнее передают смысл шекспировского оригинала с его метафорой бледности и румянца: