Скачать книгу

возвышается над всеми королевствами и герцогствами, в самом себе обретая целое царство.

      Sapiens…pol ipse fingit fortunam sibi[262].

      Чего ему остается желать?

      Nonne videmus

      Nil aliud sibi naturarti latrare, nisi ut quoi

      Corpore seiunctus dolor absit, mente fruatur,

      Jucundo sensu cura semotus metuque?[263]

      Сравните с ним толпу окружающих нас людей, тупых, низких, раболепных, непостоянных и беспрерывно мятущихся по бушующим волнам различных страстей, которые носят их из стороны в сторону, целиком зависящих от чужой воли: от них до него дальше, чем от земли до неба. И тем не менее, таково обычное наше ослепление, что мы очень мало или совсем не считаемся с этим. Когда же мы видим крестьянина и короля, дворянина и простолюдина, сановника и частное лицо, богача и бедняка, нашим глазам они представляются до крайности несходными, а между тем они, попросту говоря, отличаются друг от друга только своим платьем.

      Во Фракии царя отличали от его народа способом занятным, но слишком замысловатым: он имел особую религию, Бога, ему одному принадлежавшего, которому подданные его не имели права поклоняться, – то был Меркурий. Он же пренебрегал их богами – Марсом, Вакхом, Дианой. И все же это лишь пустая видимость, не представляющая никаких существенных различий. Они подобны актерам, изображающим на подмостках королей и императоров; но сейчас же после спектакля они снова становятся жалкими слугами или поденщиками, возвращаясь в свое изначальное состояние.

      Поглядите на императора, чье великолепие ослепляет вас во время парадных выходов:

      Scilicet et grandes viridi cum luce smaragdi

      Auro includuntur, teriturque Thalassina vestis

      Assidue, et Veneris sudorem exercita potat[264].

      A теперь посмотрите на него за опущенным занавесом: это обыкновеннейший человек и, может статься, даже более ничтожный, чем самый жалкий из его подданных: Ille beatus introrsum est. Istius bracteata felicitas est[265]. Трусость, нерешительность, честолюбие, досада и зависть волнуют его, как всякого другого:

      Non enim gazae neque consularis

      Summovet lictor miseros tumultus

      Mentis et curas laqueata circum

      Tecta volantes[266];

      тревога и страх хватают его за горло, когда он находится среди своих войск.

      Re veraque metus hominum, curaeque sequaces,

      Nec metunnt sonitus armorum, nec fera tela;

      Audacterque inter reges, rerumque potentes

      Versantur, neque fulgarem reverentur ab auro[267].

      А разве лихорадка, головная боль, подагра щадят его больше, чем нас? Когда плечи его согнет старость, избавят ли его от этой ноши телохранители? Когда страх смерти оледенит его, успокоится ли он от присутствия вельмож своего двора? Когда им овладеет ревность или внезапная причуда, приведут ли его в себя низкие поклоны? Полог над его ложем, который весь топорщится от золотого и жемчужного шитья, не способен помочь ему справиться с приступами желудочных болей.

      Nec calidae citius decedunt corpore febres.

      Textilibus si in picturis ostroque rubenti

      Jacteris, quam si plebeia in veste cubandum est[268].

      Льстецы Александра Великого убеждали его в том, что он сын Юпитера. Однажды, будучи ранен, он посмотрел на кровь, текущую из его раны, и заметил: «Ну, что вы теперь скажете? Разве это не красная,

Скачать книгу


<p>262</p>

Мудрец воистину сам кует свое счастье8 (лат.).

<p>263</p>

Не ясно ли всякому, что природа наша требует лишь одного – чтобы тело не ощущало страданий и чтобы мы могли наслаждаться размышлениями и приятными ощущениями, не зная страха и тревог?9 (лат.)

<p>264</p>

Потому что он носит оправленные в золото и сияющие зеленым блеском огромные изумруды, и постоянно облачен в одеяние цвета моря, пропитанное потом любовных утех10 (лат.).

<p>265</p>

Такой человек [мудрец] счастлив поистине; счастье же этого – только наружное11 (лат.).

<p>266</p>

Ибо ни сокровища, ни высокий сан консула не отгонит злых душевных тревог и печалей, витающих под золочеными украшениями потолка12 (лат.).

<p>267</p>

И действительно, людские страхи и назойливые заботы не боятся ни бряцанья оружия, ни смертоносных дротиков, и они дерзко витают между царей и великих мира сего, не страшась блеска, исходящего от их золота13 (лат.).

<p>268</p>

И лихорадка не скорее отстает от тебя, если ты мечешься на пурпурной и вытканной рисунками ткани, чем если бы ты лежал на обыкновенном ложе14 (лат.).