LITMIR.BIZ

      В субботу подул ветерок и разогнал клочья тумана. С побережья можно теперь было различить острова – полупризрачные убежища отшельников. Сабина вызвала уборщицу бассейна, садовника и команду отставников-пожарных, которые, прибыв вшестером, вычистили-выскребли дом меньше чем за час. Она спустилась в сад, срезала несколько орхидей, благополучно переживших черные дни небрежения, и поставила в вазу на столе в холле. Заказала еду у «Кантера».

      Посреди недели ей внезапно пришло в голову, что Феттерсы могут даже и не знать, что Парсифаль был геем, и думать, что в Лос-Анджелесе они встретятся с женщиной, которую он любил. Почему бы и нет? На один день она станет невесткой. Звание вдовы это и предполагает. А на самом-то деле вдовой должен был стать Фан. Он прибрался бы в доме сам, вымыл бы окна с уксусом. Он не видел никакого смысла в том, чтобы заказывать готовую еду, и мог целый день убить, бродя по рынку, выбирая самые свежие мидии и розмарин. Поживи он подольше, устроил бы эту встречу самым лучшим образом. Его мягкость обезоруживала всех, с ним всем было хорошо и легко. Он бы не сердился, не раздражался, а принял бы этих людей тепло, помня, что потеря у них с ним – общая, принял бы со всей искренностью, не замутненной уродливым желанием доказать, что его чувство к Парсифалю сильнее, чем у всех прочих. Сабина сняла с себя платье – чересчур уж нарядное, словно напоказ. Надела черные льняные брюки и плотную синюю блузку. Повесила на шею кулон, подаренный Парсифалем на сорокалетие, – миниатюрную эмаль с изображением Девы Марии, лицом пугающе похожей на Сабину.