LITMIR.BIZ

      1990-й год. Неожиданно раздается звонок: «Это говорит Иосиф Бродский. Мы с вами не знакомы, но я хотел бы вас пригласить на вечер, посвященный 100-летию Ахматовой, который я устраиваю в Театре поэзии в Бостоне». Я спросила: «А кто еще там будет?» – «Анатолий Найман, я, вы. И с американской стороны – актеры и переводчики».

      Хотя день рождения Ахматовой в июне, а юбилейным был 1989 год, Бродский устроил вечер 18 февраля 90-го. Я помню в Гарварде огромные сугробы, красные каменные дома, белок, которые никого не боялись. А по расчищенным от снега дорожкам из библиотеки – в столовую, из столовой – на лекцию бегали студенты в башмаках на босу ногу, в майках и шортах…

      После концерта целую неделю можно было ничего не делать, гулять, ходить на званые ужины. Мы с Найманом подолгу гуляли, и я все время расспрашивала его про Ахматову, и по его рассказам у меня сложилось ощущение некой его «близорукости» – из-за слишком близкого расстояния (такое же ощущение, кстати, возникает, когда читаешь записки современников о Пушкине или о Достоевском).

      Обедали мы в профессорском клубе. Однажды я пришла, а там в одном из залов выпивают. Я тоже выпила и закусила, ко мне кто-то подошел. Я говорю: «Я не понимаю по-английски. Вы говорите по-французски?» – «Нет». Так пообщались. Потом пришел Найман, и выяснилось, что я присоседилась к какому-то колледжу, который справлял свой юбилей… Вот такую мы вели жизнь.

      Вечер Ахматовой. Может быть, потому, что я уже раньше выступала в этом Театре поэзии и знала, что туда приходят люди заинтересованные, я не волновалась. Взяла две книжки, привезенные в подарок Бродскому, и мы пошли.

      …Сорок минут до начала концерта. Мы все сидим в пустом зале и ждем Бродского, который должен распределить, кто за кем выступает. А его нет. Наконец появляется. Устроитель подводит его ко мне, мы знакомимся, я ему протягиваю две книжки и говорю: «А вот это я вам привезла из Москвы». Он, как вчерашнюю газету, не глядя, кинул их куда-то за спину. Я подумала: «Ну, уж это слишком!» Он говорит: «Последовательность такая – сначала стихи читаются по-английски, потом по-русски. Все сидим на сцене, русские – я, Алла и Толя – слева, американцы – справа. В конце первого отделения – “Реквием”». Тут я встряла: «“Реквием” – сначала по-русски!» Он отвечает: «Нет-нет, как всегда, сначала по-английски». Я говорю: «Тогда я его не буду читать». Он снисходительно пожал плечами, но спорить было некогда… и сказал: «Хорошо!» И мы сразу ринулись на сцену. Переполненный настороженный зал. Много русских. Бродский читает Ахматову так же, как свои стихи, – поет, соединяет строчки. Чтение на слух монотонное, не подчеркивается ни мысль, ни метафора, ни подробность, не расставляются никакие логические акценты и не выделяется конец строфы, и только неожиданный обрыв на последнем слове, как спотыкание. Найман – по-другому, но тоже в основном поет. И мне вспоминается фраза Мандельштама: «Голосом работает поэт, голосом». Американцы читают по-разному. Одна актриса читает: «Звенела музыка в саду…» и последние строчки – «Благослови же небеса,

Скачать книгу