ТОП просматриваемых книг сайта:
Тень от шпаги. Морфология литературного произведения. Илья Франк
Читать онлайн.Название Тень от шпаги. Морфология литературного произведения
Год выпуска 2015
isbn 978-5-7873-0945-4
Автор произведения Илья Франк
Жанр Языкознание
Издательство Издательский дом ВКН
Какая-то живая близость заводилась между птицами и деревом. Точно рябина всё это видела, долго упрямилась, а потом сдавалась и, сжалившись над птичками, уступала, расстегивалась и давала им грудь, как мамка младенцу. “Что, мол, с вами поделаешь. Ну, ешьте, ешьте меня. Кормитесь”. И усмехалась».
Что это? Или, точнее, кто это? Разумеется, это так называемое Мировое Древо, протягивающее свои ягоды «к самому небу». Но вместе с тем и богиня, которую условно называют «Хозяйкой зверей»: «Какая-то живая близость заводилась между птицами и деревом». Рябина дает грудь птичкам, «как мамка младенцу»: «Ну, ешьте, ешьте меня. Кормитесь».
Мировое Древо. Русская народная вышивка
Чуть позже мы увидим эту рябину, покрытую снегом. И это будет наряду с лесом проявлением стихии, играющей в романе важную роль.
«Рыжелистая рябина» в романе «Доктор Живаго» – это источник жизни. Так, пожалуй, можно выразить одним словом все ипостаси этого явления: и образ растения, и женственный образ, и звериный образ (в который входят и птицы), и образ стихии (в широком смысле, в смысле некоей однородной основы жизни: воды, леса, снега и тому подобного).
В какой момент и почему перед Юрием Живаго появляется вдруг эта, говоря словами Джойса, «кликнувшая его жизнь»? Очевидно, в тот момент, когда ему надо свою жизнь изменить. На самом деле «рыжелистая рябина» появляется, когда герою нужно вырваться на свободу из партизанского лагеря, в котором его насильно удерживают. Рябина и растет на самой границе лагеря. На границе между миром несвободы (необходимости) и миром свободы.
Древоподобное изображение Изиды с рукой и грудью и Тутмозиса III, настенная живопись. Фивы, гробница Тутмозиса III
И вот Живаго слышит возле рябины песню:
«Доктор направлялся в лагерь. Близ поляны и горки, на которой росла рябина, считавшаяся пограничной вехой лагеря, он услышал озорной задорный голос Кубарихи, своей соперницы, как он в шутку звал лекариху-знахарку. Его конкурентка с крикливым подвизгиванием выводила что-то веселое, разухабистое, наверное, какие-то частушки. Ее слушали. Ее прерывали взрывы сочувственного смеха, мужского и женского. Потом всё смолкло. Все, наверное, разошлись.
Тогда Кубариха запела по-другому, про себя и вполголоса, считая себя в полном одиночестве. Остерегаясь оступиться в болото, Юрий Андреевич в потемках медленно пробирался по стежке, огибавшей топкую полянку перед рябиной,