LITMIR.BIZ

Скачать книгу

393): «Она недаром называется великой. Для своего класса, для которого она работала, для буржуазии, она сделала так много, что весь XIX век, тот век, который дал цивилизацию и культуру всему человечеству, прошел под знаком французской революции» (Ленин, соч., т. 29. С. 342). Однако комментатор не замечает (да это и не полагается замечать), что в цитате Ленина явное противоречие: если Французская революция дала так много всему человечеству, то, значит, она работала не только для буржуазии, а для всего человечества.

      Класс был только орудием человечества и потому придаток «буржуазная» к названию Великой революции совершенно не нужен.

      Я же считаю, что постановка проблем В. Гюго отличается исключительной актуальностью и широтой, а комментарии выявляют только скудоумие комментатора, стремящегося соблюсти все современные догматы и попадающего постоянно впросак.

Объективность

      Первое достоинство, которое имеется у Гюго, – объективность, которая вовсе не перерождается в объективизм, т. е. уклонение от какой-либо оценки событий. Гюго имеет твердые убеждения, но это не мешает ему правильно оценивать и мотивы противников. Великолепна общая оценка Конвента (стр. 146): «При жизни Конвента, – ибо собрание людей есть нечто живое, – не отдавали себе отчета в его значении. От современников ускользало самое главное – величие Конвента; как бы оно ни было блистательно, страх затуманивал взоры. Все, что слишком высоко, вызывает священный ужас. Восхищаться посредственностью и невысокими пригорками – по плечу любому; но то, что слишком высоко, – будь то человеческий гений или утес, собрание людей или совершеннейшее произведение искусства, – всегда внушает страх, особенно на близком расстоянии. Любая вершина кажется тут неестественно огромной… Конвент впору было созерцать орлам, а его мерили своей меркой близорукие люди».

      Великолепно и, видимо, с полным знанием истории, изображено противоречие Жиронды и Горы, Равнины и Болота[44] (стр. 159): «Внизу остался ужас, который может быть благородным, и страх, который всегда низок… Гора была местом избранных, Жиронда была местом избранных; Равнина была толпой… Есть мыслители-ратоборцы; такие, подобно Кондорсе, шли за Верньо или, подобно Камиллу Демулену, шли за Дантоном. Но есть и такие мыслители, которые стремятся лишь к одному – выжить любой ценой; такие шли за Сийесом[45]… На дно бочки с самым добрым вином выпадает мутный осадок. Под „Равниной“ помещалось „Болото“. Сквозь мерзкий отстой явственно просвечивало себялюбие… Нет зрелища гаже. Готовность принять любой позор и ни капли стыда; затаенная злоба, недовольство, скрытое личиной раболепства»… «Отсюда 31 мая, 11 жерминаля и 9 термидора – трагедии, завязка которых была в руках гигантов, а развязка в руках пигмеев».[46]

      Очень объективно по отношению к народу (стр. 165): «Ораторы приветствовали толпу, а иногда и льстили ей; они говорили народу: „Ты безупречен, ты непогрешим, ты божество“, а народ, как ребенок, любит сладкое». Конвент провозгласил аксиому: «Свобода одного гражданина

Скачать книгу