LITMIR.BIZ

Скачать книгу

на 2000 коек. Ее главный врач Данило Самойлович задумал два новшества в эпидемиологии: прививки от чумы и дезинфекцию вместо сжигания.

      28-летний полковой лекарь Данило Самойлович из-за «жестокой лихорадки с кровавым поносом» (дизентерии) был признан негодным к полевой службе. Он получил назначение в гарнизон Оренбурга, куда и направлялся из Бухареста проездом через Москву. У Самойловича не было денег на дорогу, он хотел одолжиться у докторов Московского военного госпиталя. Но увидев, что там творится, нарушил приказ и не поехал в Оренбург, а включился в борьбу с чумой.

      Эпидемия была объявлена без уточнения, что это чума. Главный врач Москвы Андрей Риндер приезжал в госпиталь, где лежали первые заболевшие. Сознавая, с чем имеет дело, беседовал с докторами через огонь, как во времена «черной смерти», а наверх доложил, будто это «прилипчивая лихорадка».

      До поры положение скрывали на всех уровнях. В марте 1771 г. трофейная турецкая шерсть поступила на Большой суконный двор – крупнейшее предприятие Москвы, где трудилось 3260 крепостных. Заразилось несколько десятков рабочих. Не афишируя эпидемию, хозяева фабрики хоронили их как обычно, на церковных кладбищах, отчего чума перекинулась на город. Но тайное стало явным, профессор хирургии Касьян Ягельский нагрянул на фабрику с полицией и обнаружил 16 больных бубонной чумой.

      Работников вывели в карантины, устроенные в монастырях. Для простого человека «карантиновать» значило разориться: еда и одежда за свой счет, работать нельзя, торговать тоже, дом со всеми пожитками сжигали. Зачем? Этого население не понимало: моровой язвы в Москве не видали более 100 лет. Официальной информации не было. Изъятые для уничтожения вещи попадали на рынок, и в целом все имело вид обычного полицейского грабежа.

      Больных прятали, погибая целыми семьями. В апреле умерло 744 человека, в мае – 851, в июне – 1099. Ответственный за ликвидацию «язвы» генерал-поручик Пётр Еропкин учредил из московских врачей Медицинский совет, выявлявший зачумленных для помещения их в больницу, устроенную в Николо-Угрешском монастыре. Самойлович вызвался руководить больницей и жить в ней безвыездно.

      Его помощники – подлекари и студенты-медики, – по словам Самойловича, «испытывали ужасные страдания и в большинстве гибли». А сам он перенес чуму в легкой форме: день болела голова и ощущалась слабость, затем только боль в паху, где возник бубон, который за неделю рассосался.

      Лечение чумы было симптоматическим: карбункулы и бубоны обрабатывали припарками, чтобы они скорее отделились от кожи, потом вскрывали. «Особенно часто я делал разрезы чумных бубонов, когда они достигали необходимого созревания, – вспоминал Самойлович. – Выжимая из них гной, я не мог избежать загрязнения пальцев… Хотя очищал от гноя свои бистури (скальпели) и ланцеты, но, так как они нужны были мне каждую минуту, я их всегда имел при себе в сумке. Отсюда легко заключить, что я не только всегда имел дело с чумным ядом, но что яд этот всегда был в моих карманах».

      И тогда Самойловича осенило: «Не могу ли я считать, что,

Скачать книгу