Скачать книгу

господин, властитель и творец»[111].

      Подпольные революционеры делились на партии в зависимости от отношения к предопределению и свободе воли. Речь шла не о выборе, а о пропорциях: никто не проповедовал безбрежную стихийность и не противопоставлял «сознательность» исторической неизбежности. Никто не отказывался от взаимного родства, и все обвиняли друг друга в измене. Группы единомышленников называли себя «партиями», но не считали себя политиками. Ленин называл большевиков «партией нового типа». Валентин возражал. «Какая мы партия? – спрашивал он. – Партия на Западе, в Америке. Все они, не исключая и социалистов, не идут дальше законом признанной борьбы за реформы. А мы – войско, мы – люди огня и меча, мы – бойцы, разрушители»[112].

      Партиями принято называть организации, конкурирующие за власть в рамках данного общества (или, по определению Вебера, «за власть для лидеров с целью получения идеальных или материальных преимуществ для активных членов»). Ни одна из социалистических партий начала XX века не конкурировала за власть в Российской империи. Их целью было уничтожение этой империи во имя «царства свободы», понимаемого как жизнь без политики. Это были группы единоверцев, противостоящие развращенному миру, посвятившие себя униженным и оскорбленным и объединенные чувством избранности и идеалами братства и аскетизма. Иначе говоря, это были секты[113].

      «Секты» как добровольные ассоциации взыскующих града принято противопоставлять «церквам» как бюрократическим организациям с наследуемым членством. Вариантом этого подхода является классификация «религиозных» сообществ по признаку степени отрицания мира – от горстки беженцев или бунтарей до хорошо интегрированных идеологических корпораций. Но поскольку вопрос о том, считать ли сообщество религиозным, относится к предмету веры, а не степени конфликта с миром, то к отличию сект от партий он отношения не имеет. Все социалистические партии начала XX века отвергали «мир насилия» и обладали структурными свойствами, связанными с сектантской самоизоляцией.[114]

      Членство в такой группе делало жизнь осмысленной, целенаправленной и коллективной (особенно для большевиков – единственной социалистической секты, организованной вокруг харизматичного лидера). Но отказ от мира требовал жертв. Платой за забвение традиционных привязанностей, подчинение настоящего будущему и изгнание менял из храма были хронические приступы сомнения. Что, если отвергнутые связи истинны? Что, если будущее наступит тогда, когда от настоящего ничего не останется? Что, если «обыватели» – просто люди? Что, если жизнь в тюрьмах потрачена напрасно? «Что за сила у меня, чтобы надеяться мне? И какой конец, чтобы длить мне жизнь мою?»[115]

      Дилемма Иова рождается из подчинения силе, которая столь же добродетельна, сколь всемогуща. («Если действовать силою, то Он могуществен;

Скачать книгу


<p>111</p>

Там же, с. 305, 267, 268, 306, 309.

<p>112</p>

Там же, с. 304.

<p>113</p>

Max Weber, Economy and Society (Bekeley: UC Press, 1978), т. 1, с. 284.

<p>114</p>

Ernst Troeltsch, The Social Teaching of the Christian Churches (New York: Macmillan, 1931), т. 1, с. 331–43; см. также: Bryan Wilson, Religious Sects: A Sociological Study (New York: McGraw Hill, 1970), с. 26–28. О противопоставлении сект государству, а не церкви, см.: Bryan R. Wilson, Magic and the Millennium: A Sociological Study of Religious Movements of Protest among Tribal and Third-World Peoples (New York: Harper and Row, 1973), с. 14. О различиях между культом и сектой, см.: Rodney Stark, William Sims Bainbridge, The Future of Religion: Secularization, Revival, and Cult Formation (Berkeley, University of California Press, 1985), с. 24–26. О спектре отвержения/принятия см.: Benton Johnson, «On Church and Sect», American Sociological Review, т. 28, № 4 (August 1963), с. 539–549 и Stark, Bainbridge, The Future of Religion, с. 23–24.

<p>115</p>

Иов 6:11.