Скачать книгу

– автометаописание: я рассказываю в тексте о том, как я создаю этот текст[15].

      Теперь, обретя ключ ко всему стихотворению, внимательно перечитаем его снова строфа за строфой:

      Тень несозданных созданий

      Колыхается во сне,

      Словно лопасти латаний

      На эмалевой стене.

      О какой «эмалевой стене» идет речь в первой строфе? Очевидно – об эмалевых печных изразцах, подобных тем, что будут много лет спустя описаны на одной из первых страниц «Белой гвардии» Михаила Булгакова: «Замечательная печь на своей ослепительной поверхности несла… исторические записи и рисунки». Изразцы ослепительные, то есть они обладают способностью отражать реальные предметы, находящиеся в комнате. И мы можем, лишь самую малость вольничая, реконструировать реальную картинку, подразумеваемую в первой строфе: лирический герой находится в комнате, вероятно, пребывая в состоянии медитации, полусна; как бы сквозь сон он видит, что разлапистые листья растений под названием латания (действительно, очень похожие на лопасти мельницы) отражаются в печных эмалевых изразцах; смутные отражения листьев растений в изразцах так же соотносятся с самими этими листьями, как смутный пока творческий замысел, зреющий в подсознании лирического героя, – с будущим воплощением этого замысла.

      Фиолетовые руки

      На эмалевой стене

      Полусонно чертят звуки

      В звонко-звучной тишине.

      Во второй строфе автор показывает нам, как лирический герой делает первый шаг на пути реализации своего творческого замысла: фиолетовые тени от стеблей и листьев латаний он уподобляет рукам и ладоням с растопыренными пальцами. Внимательный читатель понимает, что свой мир лирический герой будет творить, преображая предметы и тени от предметов, взятые из окружающей его действительности[16]. Здесь будет уместно целиком процитировать короткое и тоже программное брюсовское стихотворение 1896 года, в котором идеальный мир, создаваемый в «тайных мечтах» лирического героя, прямо соотнесен с окружающим его эмпирическим миром:

      Четкие линии гор;

      Бледно-неверное море…

      Гаснет восторженный взор,

      Тонет в безбрежном просторе.

      Создал я в тайных мечтах

      Мир идеальной природы, —

      Что перед ним этот прах:

      Степи, и скалы, и воды!

      Уподобление шевелящихся листьев растений шевелящимся рукам, использованное в стихотворении «Творчество», тянет за собой уподобление шевелящихся рук рукам дирижера. Поэтому «руки» у Брюсова «чертят звуки». Но «звуки» этими дирижирующими руками именно чертятся: в идеальном мире, создаваемом лирическим героем, музыка и живопись совмещаются. Далее мы увидим, что к такому совмещению вслед за автором «Творчества» будут стремиться русские футуристы – Хлебников и Маяковский.

      Раз в идеальном мире можно чертить звуки, то и тишина в этом мире может быть «звонко-звучной» (один оксюморон тянет за собой другой)[17].

      И прозрачные

Скачать книгу


<p>15</p>

См.: Тименчик Р. Д. Автометаописание у Ахматовой // Russian Literature. 1974. № 10–11.

<p>16</p>

Сравните с зачином позднейшего стихотворения Мандельштама 1909 года, явно находящегося в зависимости от разбираемых брюсовских строк: «На бледно-голубой эмали, // Какая мыслима в апреле, // Березы ветви поднимали // И незаметно вечерели».

<p>17</p>

Сравните в позднейшем четверостишии Мандельштама 1908 года, с явной отсылкой к разбираемым строкам Брюсова: «Среди немолчного напева // Глубокой тишины лесной».