Скачать книгу

заклинания; но, к счастию, в самую сию минуту пришел мой вожатый, и фантомы моего воображения исчезли[149].

      Здесь не до конца ясно, кто более фанатичен – придуманное «чудовище» или сам рассказчик, который создает в своем воображении картину прошлого в соответствии с традиционным изображением ада. Чтобы совладать со зловещими произведениями своей фантазии, рассказчику снова оказывается нужна помощь со стороны, и это отмечается здесь возвращением «гида». Полный желания оправдать свои «просвещенные» времена, рассказчик демонизирует другого, и это подрывает главные бинарные оппозиции проекта Просвещения. Дихотомии Просвещение – варварство, рациональность – мифотворчество, веротерпимость – фанатизм, похоже, коллапсируют, поскольку все усилия рассказчика изгнать отжившие мифологии приводят только к тому, что он впадает в новое мифотворчество, – прекрасная иллюстрация диалектики Просвещения, выявленной Хоркхаймером и Адорно.

      Карамзин в «Письмах…» ясно дает понять, что не приемлет узкорационалистического понимания душевной жизни. Само его желание путешествовать произрастает из внутренних потребностей сердца, «которое настроивает к мечтам наше воображение и заставляет нас искать радостей в неизвестности будущего!»[150]. Он часто жалуется на измельчание душ «в нынешние философские времена»[151]. Но одновременно Карамзин постоянно указывает на опасности, которые подстерегают людей, ведомых исключительно собственным воображением. По ходу путешествия рассказчик то и дело оказывается в ситуациях, когда воображение вовлекает его в рискованные с моральной, эротической или политической точки зрения предприятия. Многие из этих сцен слегка окрашены иронией и авторефлексией. Так, например, в римских банях в Лионе он превращается в вуайериста, а на развалинах замка Габсбургов радуется успехам притеснителей швейцарской демократии, хотя в других местах эту демократию прославляет. Иначе говоря, воображение ведет двойную игру с моральными и философскими убеждениями Карамзина, и результатом часто оказывается явная неспособность или нежелание рассказчика четко обозначить непротиворечивые идеологические позиции[152].

      Суть того, о чем говорится в этих текстах, проясняется в альтернативе, которую Карамзин сформулировал при посещении «Храма Новой философии» в садах Эрменонвиля. Храм был спроектирован Рене-Луи де Жирарденом как памятник незавершенному зданию (неполному успеху) Просвещения. Согласно описанию самого Жирардена, каждая из шести полных колонн храма посвящена одному из главных европейских мыслителей XVII и XVIII веков (Монтескьё, Вольтеру, Ньютону, Декарту и другим), а седьмая, незаконченная, украшена провокативной надписью: «Кто довершит?»[153] Материалы для завершения строительства – капители, карнизы, необработанные каменные глыбы – разбросаны повсюду, однако, как замечает путешественник, «предрассудки мешают завершить здание»[154].

Скачать книгу


<p>149</p>

Карамзин Н. М. Письма русского путешественника. С. 183.

<p>150</p>

Там же. С. 84.

<p>151</p>

Там же. С. 351.

<p>152</p>

Сходное амбивалентное отношение к идеологии прогресса пронизывает готическую повесть «Остров Борнгольм» (см.: Карамзин Н. М. Остров Борнгольм // Карамзин Н. М. Сочинения: В 2 т. Т. 1. М.; Л.: Худож. лит., 1964. С. 661–673). В ней Карамзин обращается к условностям готической литературы, сознательно вызывая у читателя ожидание темных, преступных и опасных событий, чтобы в конце просто щелкнуть его по носу, отказавшись потворствовать жажде мелодраматического, чтобы обращение к демонам прошлого не cмогло поставить под угрозу мораль и рациональное мышление. Более подробно см.: Шёнле А. Между «древней» и «новой» Россией: руины у раннего Карамзина как место modernity // Новое литературное обозрение. 2003. № 59. С. 125–141.

<p>153</p>

Girardin R. L. de. De la Composition des paysages: suivi de Promenade ou itinéraire des jardins d’Ermenonville. Seyssel: Champ Vallon, 1992. P. 152–154.

<p>154</p>

Карамзин Н. М. Письма русского путешественника. С. 491.