Скачать книгу

вскоре же показало их подлинную цель, весьма далекую от прежде заявленной. А именно, в 1620 году Куракин добился запрета свободно торговать в Мангазее вином и мёдом, дабы вся выручка шла в Тобольск. Мёд был единственным в тех местах противоцынготным средством, и началась массовая цынга. А в 1622 году тот же Куракин обратился в Москву с просьбой запретить тобольским купцам закупать хлеб для Мангазеи. Безвольный царь (точнее, его волевой отец) этот экономически и человечески преступный акт тут же утвердил (РИБ, стл. 1132). Тем самым, Тобольск начал (с согласия Москвы) ликвидацию Мангазеи открыто, и она вскоре захирела, а затем, уже после смерти Куракина и Филарета, погибла. Кстати, после смерти отца царь вновь разрешил ввозить мёд в Мангазею и иные сибирские города. Подробнее см.: [Буцинский, 1999, с. 35–37].

      Но, как ни относиться к «подвигу» Куракина, именно благодаря ему соболь в Мангазейском крае сохранился: он и через 300 лет числился пятым по значению меховым зверем – после белки, лисы, горностая и зайца, но впереди колонка, бурого медведя и дикого оленя (АР-2, с. 370). А в остальной Сибири соболь к тому времени исчез как объект промысла почти или вовсе.

      Что касается второго смысла переписки, то она дополняет малоизвестную совокупность сведений о том, как LIA вытеснял мореходов из Арктики.

      Прежде всего, следует сказать про закрытие пути вдоль западного берега Новой Земли, в зоне действия Гольфстрима. Уже через 20 лет после плаваний Баренца оказалось, что поморы не могут проплыть к её северной части и уверяют, что нет пути далее середины её северного острова «великих ради непроходимых льдов» (РИБ, стл. 1064). Вот почему в 1608 году Генри Гудзон не смог проплыть от Новой Земли к Югорскому Шару, хотя вдоль южного берега Баренцева моря поморы в это время регулярно плавали и входили в Югорский Шар. О последних (1607 г. и позже) попытках открыть СВ-проход англичанами, голландцами и датчанами см. [Purchas, том 13, с. 7 и далее].

      По Карскому морю, где Гольфстрима нет, в 1600-е годы плавание удавалось лишь в удачные годы и лишь вдоль южного берега. Достичь устья реки Мутной, как правило, ещё удавалось. Вот что докладывали царю в 1617 году:

      «К устью Мутные реки приходят на Успеньев день и на Семён день, а коли де Бог не даст пособных ветров и время опоздает, и тогда все коми ворочаются в Пустоозеро; а коли захватит на Мутной или на Зелёной реке позднее время, и на тех реках замерзают, а животишка свои и запасы мечут на пусте, а сами ходят на лыжах в Берёзовский уезд» (РИБ, стл. 1063).

      И это до запрета. Немудрено, что через 5 лет после запрета царские посланцы не могли поставить на волоке заставу (для чего надо было доставить лес из Обской губы), а вскоре – и отыскать в снегу, всё лето лежавшем, сам волок.

      О возможности плавания морем вокруг Ямала помнили (и в 1611 г. рассказали англичанам, см. выше) лишь некоторые – видимо, старики. О том, что около 1580 года можно было из Архангельска проплыть через Маточкин Шар и Карское море напрямую к северной точки Ямала [Берг, 1949, с. 90], в 1611 году уже не помнил никто. Так что «тобольский Герострат» старался явно зря. А вот из Енисея

Скачать книгу