LITMIR.BIZ

      И Пушкин, возможно, состарившись, стал бы таким,

      Как Тютчев и Вяземский, или приятель Языков.

      Всплывала бы к небу поэм величавых музыка,

      Как царских салютов торжественный медленный дым.

      И Пушкин, возможно, писал бы с течением дней

      О славе державы, о тени великой Петровой, —

      Наставник наследника, гордость народа и трона,

      В короне российской один из ценнейших камней.

      Спокойно и мудро он жил бы, не зная тревог.

      Настал бы конец многолетней и горькой опале.

      И люди при встрече шептали бы имя его,

      И, кланяясь в пояс, поспешно бы шапки снимали,

      Когда оставляя карету свою у крыльца,

      По роскоши выезда первым сановникам равен,

      Ступал он степенно под светлые своды дворца,

      С ключом камергера, мерцая звездой, как Державин.

      Царем и придворными был бы обласкан поэт.

      Его вольнодумство с годами бы тихо угасло.

      Писалась бы проза. Стихи бы сходили на нет,

      Как пламя лампады, в которой кончается масло.

      А мы вспоминаем крылатку над хмурой Невой,

      Мальчишеский профиль, решетку Лицейского сада,

      А старого Пушкина с грузной седой головой

      Представить не можем; да этого нам и не надо.

      Над ними нет ни камня, ни креста,

      Могила их – весь остров Декабристов,

      Где новую сооружают пристань,

      Преображая топкие места.

      А за моим окном который год

      Горит прожектор возле обелиска.

      Там далеко от снов моих и близко

      Их облик неопознанный живет.

      То меркнет он, то светится опять.

      Запомнятся мне, видимо, до смерти

      Чугун решетки, шпаги рукоять

      И цепи на гранитном постаменте.

      И где б теперь я ни был, все равно

      В потустороннем сумеречном дыме

      Я вижу заснеженное окно

      И церковь, вознесенную над ними,

      Где в синеве заоблачных высот

      Сияет шпиль, хлопочут птичьи стаи

      И ангел крест над городом несет,

      Не ведая, куда его поставить.

      Когда б я вздумал сеять хлеб

      И поучать других при этом,

      Я был бы, видимо, нелеп,

      Как Кюхельбекер с пистолетом.

      Ах, эти ночи над Невой

      И к рифме сладкое влеченье,

      Азарт атаки штыковой

      И безысходность заточенья!

      Превозмогая боль и страх,

      Сырой овчиной руки грея,

      В чужом тулупе, в кандалах,

      Был так похож он на еврея,

      Когда оброс и исхудал,

      Что Пушкин в темном помещенье

      Его при встрече не узнал

      И отвернулся с отвращеньем.

      Судьба сказала: «Выбирай!»

      И поменял любовник пылкий

      Прибалтики цветущий край

      На тяготы Сибирской ссылки,

      Чтобы среди чужих степей,

      Свой быт уподобляя плачу,

      Былых оплакивать друзей

      И Якубовича

Скачать книгу