Скачать книгу

культуры напрямую связывались с народами, известными по историческим источникам, и, соответственно, с современными нациями[41]. Основной проблемой было то, что в археологических находках нет указаний на национальное самосознание; невозможно судить об идентичности до появления письменности, поэтому появляется простор для интерпретаций археологов, которые «могут быть не в состоянии найти отражение этнического в материальных останках»[42].

      Национально ориентированные историки склонны использовать отсутствие археологических источников для создания мифических описаний о происхождении современных идентичностей, прослеживая их прошлое вплоть до воображаемого Золотого века и конструируя непрерывный путь культурного развития[43]. Иными словами, очевидна связь между археологией и национальной политикой[44]. Сиан Джонс верно заметил, что «независимо от того, делается ли явная отсылка к народам прошлого, такая же парадигма, что использовалась в нацистской Германии, задала основную структуру для археологических исследований по всему миру»[45]. Политизированность археологических исследований советского и постсоветского времени хорошо изучена, но в меньшей степени и без пристального внимания по отношению к среднеазиатским республикам, за исключением целой серии работ и большого научного проекта Светланы Горшениной[46]. Существующие обзоры и конкретные исследования по региону показывают, что Средняя Азия не была исключением в политизированности археологии[47].

      В СССР изучение древних и средневековых восточных текстов было глубоко укоренено в советской национальной политике[48]. Когда советские ученые приступили к ряду «восточных проектов» по анализу и изданию средневековых рукописей и географических сведений о Средней Азии на персидском, арабском и тюркских языках, они должны были действовать в новых реалиях недавно созданных национальных республик. Это значит, что задачей ученых было разделение общего для всей Средней Азии исторического и культурного наследия на «национальные кусочки». Начиная с 1940-х гг. изучение этих источников послужило основой для дальнейшего создания официальных национальных историй для казахов, узбеков, таджиков, туркмен, киргизов и других современных наций.

      Советское востоковедение (как собирательная дисциплина, в том числе для археологии) через многолетние раскопки древних городищ и изучение средневековой историографии сформировало определенный исторический образ для каждой из наций Советского Востока. До Октябрьской революции имперское востоковедение рассматривало казахов исключительно в качестве кочевников. У большинства русских наблюдателей этот образ вызывал негативные ассоциации, у некоторых – нет; но в основном пасторализм на лестнице цивилизационного прогресса рассматривался как более отсталый тип хозяйствования по сравнению

Скачать книгу


<p>41</p>

S. Jones. The Archaeology of Ethnicity: Constructing Identities in the Past and Present (London and New York: Routledge, 1997), p. 2.

<p>42</p>

S. Jones. “Discourses of Identity in the Interpretation of the Past”, S. Jones, The Archaeology of Ethnicity: Constructing identities in the Past and Present (London and New York: Routledge, 1997), p. 72.

<p>43</p>

Примеры из европейского контекста: Nationalism and Archaeology: Scottish Archaeological Forum, ed. by J.A. Atkinson, I. Banks, and J. O’Sullivan (Glasgow: Cruithne Press, 1996).

<p>44</p>

P.L. Kohl and C.F. Fawcett, “Archaeology in the Service of the State: Theoretical Considerations,” Nationalism, Politics, and the Practice of Archaeology, ed. by P. Kohl and C. Fawcett (Cambridge: Cambridge University Press, 1995), pp. 4-17.

<p>45</p>

S. Jones. The Archaeology of Ethnicity, p. 5.

<p>46</p>

Svetlana Gorshenina. “Samarkand and Its Cultural Heritage: Perceptions and Persistence of the Russian Colonial Construction of Monuments,” Central Asian Survey, 33:2 (2014), 246–269; Idem. “L’archeologie russe en Asie centrale dans une situation coloniale: quelques approaches”, in P. Burgunder (dir.), Etudes pontiques. Histoire, historiographie et sites archeologiques du bassin de la mer Noire, Lausanne: Universite de Lausanne, Institut d’archeologie, Etudes de lettres, n° 290, 1–2, 2012, pp. 183–219.

Описание проекта Светланы Горшениной можно прочитать на ее личном веб-сайте: http://www.svetlana-gorshenina.net/projets-en-cours.

<p>47</p>

Е. Chernykh. “Russian Archaeology after the Collapse of the USSR”, Nationalism, Politics, and the Practice of Archaeology, ed. by P. Kohl and

C. Fawcett, pp. 139–148; P. Dolukhanov. “Archaeology and Nationalism in Totalitarian and Post-Totalitarian Russia”, Nationalism and Archaeology, ed. by J. Atkinson, I. Banks and J. O’Sullivan, pp. 200–213; Формозов A.A. Русские археологи в период тоталитаризма: историографические очерки. М.: Знак, 2006; L.S. Klejn. Das Phanomen der sowjetischen Archaologie. Geschichte, Schulen, Protagonisten, iibersetzt aus dem Russischen von

D. Schorkowitz (Frankfurt am Mein: Peter Lang, 1997); V. Slmirel’man. “From Internationalism to Nationalism: Forgotten Pages of Soviet Archaeology in the 1930s and 1940s”, Nationalism, Politics, and the Practice of Archaeology, ed. by Kohl and Fawcett, pp. 120–138.

<p>48</p>

Об этом подробнее: Бустанов A.K. Ножницы для среднеазиатской историографии: «восточные проекты» ленинградского востоковедения // Ориентализм vs. Ориенталистика: сб. статей / отв. ред. и сост. В.О. Бобровников, С.Дж. Мири. М.: Садра, 2016. С. 108–166.