Скачать книгу

покушения. Во-первых, кинжал – обязательный атрибут тираноборца; во‑вторых, налицо желание принести себя в жертву; в‑третьих, именно любовь к отечеству и стремление войти в историю определяют помыслы монархомаха.

      С. Б. Окунь утверждал: «Лунинский проект покушения на жизнь Александра по своим исходным моментам ничего не имел общего и с теми планами убийства Наполеона, которые вынашивались им же в начале войны 1812 года»[252]. Мы полагаем, что между ними все-таки было много общего. Пестель в своем показании о плане покушения на Царскосельской дороге ничего не говорит о кинжалах в руках партии цареубийц, но значит ли это, что их не было? Ему запомнилась другая деталь – маски на лицах. Видимо, наличие кинжала как естественного и непременного атрибута покушения на царя-тирана его не удивило, а вот маски были необычны в данном случае, они действительно вносили некий театрализованный элемент в план Лунина. Возможно, именно поэтому его предложению и не придали тогда большого значения.

      Известно, что Лунин искал способ прославиться: его проделки во время службы в гвардии, его бретёрство, намерение отправиться в Южную Америку в армию Симона Боливара, чтобы сражаться за независимость этого континента, или написать книгу о Лжедмитрии[253] доказывают это. Участие в тайном обществе и вызов на цареубийство давали такую возможность[254]. Предлагая свои «решительные меры»[255], Лунин, несомненно, видел себя тираноборцем, героем трагедии, местом действия которой, как указал В. С. Парсамов, «является авансцена Истории»[256].

      Но истребление тирана, по мнению Лунина, было мерой недостаточной. Он соотносил свои планы с целями тайного общества, и идея ограничения самодержавия не была ему чужда. Императора Александра I необходимо было убить не только потому, что он как царь-самодержец являлся потенциальным тираном[257], – его смерть открывала путь к введению в России конституционного правления.

      Планируя политическое действие, Лунин исходил из реальных возможностей тайного общества и соотносил их с теми задачами, которые им были поставлены. Для их решения подходила традиционная тактика заговора, которая не исключала использования тираноборческой модели для оправдания цареубийства.

      Несмотря на то, что идея Лунина первоначально не нашла поддержки членов тайного общества, несомненно, она повлияла не некоторых из них, – и прежде всего на Пестеля.

      Встреча в 1817 г. с П. А. Паленом, главой заговора против Павла I, убедила Пестеля в эффективности методов, которые предлагал Лунин[258]. М. П. Бестужев-Рюмин показывал на следствии: «Издавна Пестель был того мнения, что политический переворот в России должен… начаться заговором, приведенным в исполнение шайкой отважных людей…» (IV, 137). Сам Пестель признавался, что «ежели таковая партия была составлена из отважных людей вне [тайного] общества, то сие бы еще полезнее было, и точно разделял при этом действие революции

Скачать книгу


<p>252</p>

Окунь С. Б. Декабрист М. С. Лунин. С. 25–26.

<p>253</p>

См.: Эйдельман Н. Я. Лунин. М., 1970.

<p>254</p>

См.: Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. (Быт и традиции русского дворянства XVIII – начала ХIХ века). СПб., 1994. С. 185–186, 338, 340.

<p>255</p>

Пушкин А. С. X глава «Евгения Онегина» // Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т. VI. С. 524.

<p>256</p>

Парсамов В. С. Декабристы и французский либерализм. С. 164.

<p>257</p>

Кроме того, хотя император Александр I и считался «хорошим царем», его правление было еще опаснее для принципов свободы, так как он собой воплощал идею благотворности самодержавия (Там же С. 164–165). В обществе было распространено его сравнение с римским императором Титом, прославившемся кротостью и справедливостью (Цявловский М. А. Статьи о Пушкине. М., 1962. С. 47–58). Как известно, Тита сменил Нерон, ставший олицетворением тирании. В этом смысле становится понятна стихотворная запись А. С. Пушкина к портрету А. А. Дельвига: «Се самый Дельвиг тот, что нам всегда твердил, // Что коль судьбой ему даны б Нерон и Тит, // То не в Нерона меч, но в Тита сей вонзил – // Нерон же без него правдиву смерть узрит»; ср. восклицание А. Ф. Бригена в письме А. И. Михайловскому-Данилевскому от 17 сентября 1816 г.: «О, как род человеческий подл. Эта мысль вызывает иногда у меня отвращение к занятию историей, когда за одним Титом видишь сто Неронов, повсюду торжествует порок, а добродетель попрана» (Бриген А. Ф. Письма. Исторические сочинения. Иркутск, 1986. С. 89).

<p>258</p>

См.: Лорер Н. И. Записки декабриста. С. 69; Эйдельман Н. Я. Из предыстории декабризма. С. 23–24.